В Государственную думу внесен законопроект, который призван узаконить создание банка данных, включающего все экстремистские материалы. Что же именно предполагается создать, зачем, что из этого выйдет и надо ли это делать – вот первые приходящие в голову вопросы.
Поскольку слово «экстремистский» в обыденной речи используется в слишком разнообразных значениях, стоит для начала напомнить, о чем идет речь. Закон определяет экстремизм очень широко: от попытки мятежа или теракта до интолерантных высказываний в адрес той или иной группы. Любые высказывания в этом духе, сделанные в любом жанре – от листовки до видеоролика, от толстой книги до отдельной реплики в Сети, – могут быть признаны «экстремистскими материалами», если так решит прокурор и суд с ним согласится. Далее такой материал под каким-то названием или с каким-то описанием вносится в Федеральный список экстремистских материалов (ФСЭМ), поддерживаемый на сайте Минюста. После этого любой человек, «массово распространивший» – что бы это ни значило – такой материал, может быть наказан по ст. 20.29 КоАП. Важно, что состав этот формальный, то есть незнание о том, что материал есть в ФСЭМ, не избавляет от ответственности. Отсюда – немалое количество наказанных: с 2016 года оно колеблется между 1,5 тыс. и 2 тыс. в год.
С применением ст. 20.29 есть фундаментальная проблема: ФСЭМ давно перевалил за 5 тыс. наименований, так что запомнить его может только человек с миметической памятью, а сверяться с таким списком в повседневной жизни не может просто никто. Хуже того, очень многие наименования в списке таковы, что их проблематично однозначно понять. Из последних пополнений – «Молотов коктейль». Аудиозапись песни группы «Ничего хорошего» – например, сразу возникает вопрос, запрещена ли видеозапись той же песни. И что если человек услышал и репостил такую аудиозапись, не зная ни названия песни, ни тем более названия группы? А многие пункты понять просто невозможно или очень трудно. Опять же из последних пополнений: «Крик души» (видеоролик)» – что это? Короче говоря, гражданин не может добросовестно предпринять достаточные действия, чтобы не подпасть под ст. 20.29.
Однако точно так же непонятен ФСЭМ и для сотрудников правоохранительных органов или Роскомнадзора (для целей блокировки доступа в интернете). Сами запрещенные материалы остались где-то в архиве какого-то суда, а отгадывать, запрещенный ли перед тобой материал, нужно по тому же ФСЭМ. Да, можно послать запрос в суд, если возникло подозрение на конкретный пункт, но ответ придет очень не быстро, и этот метод не помогает понять, запрещен ли материал, если ты конкретный пункт ФСЭМ не подозреваешь. Поэтому в реальной жизни людей преследуют по ст. 20.29 далеко не по 5 тыс. пунктов этого списка, а по тем, которые, во-первых, понятны полицейским, а во-вторых, действительно тиражируются (ведь в ФСЭМ полно мертвых душ).
Уже много лет представители Главного управления МВД по противодействию экстремизму рассказывают, что на межведомственном уровне согласовано создание банка данных самих запрещенных материалов, чтобы оперативники и другие сотрудники с соответствующим допуском могли сличить интересующий их материал с оригиналами, а не гадать по ФСЭМ. Но этого банка данных до сих пор почему-то нет. Может быть, в силу не очень понятных бюрократических причин его нельзя было создать без упоминания о нем в законе «О противодействии экстремистской деятельности». Вот теперь эту поправку внесут, и банк данных, может быть, действительно появится и сделает жизнь оперативников и сотрудников Роскомнадзора удобнее, а их работу эффективнее. Особенно если удастся смастерить еще какой-то автоматизированный поиск по этому банку данных, чтобы не сверять со всем подряд вручную.
Что в первую очередь из-за этого изменится для граждан, совершенно ясно: количество дел по ст. 20.29 КоАП сможет вырасти в разы, если полиция того захочет. Роскомнадзор сможет гораздо больше блокировать страниц в интернете, содержащих те самые «экстремистские материалы». А поскольку очень многие материалы воспроизведены не на обычных страницах, а на сайтах и платформах, чей адрес начинается с https, а не http и на которых отдельную страницу заблокировать нельзя, это станет основой для резкого возрастания количества запросов на блокировку в адрес администраций самих платформ с последующим выставлением штрафов, если что-то заблокировано не будет (или «замедлением», как только что было проделано с Twitter по другому, но сходному поводу).
Все это будет подано как большой успех в деле повышения безопасности в нашем обществе. И не без оснований: среди запрещенных материалов немало совершенно человеконенавистнических, призывающих к убийствам, погромам и т.п. Но этих материалов даже не большинство. Большинство – разная интолерантная писанина, соответствующие песни или мемы, и эти тысячи интолерантных «материалов» на самом деле случайно отобраны правоохранительной системой из неизмеримо большего потока других таких же высказываний. И вряд ли справедливо преследовать людей за распространение, то есть за любое воспроизведение именно этих наобум отобранных текстов, роликов и картинок, притом что сами распространители не в состоянии догадаться, что именно эти и запрещены. И чем более массово творится несправедливость, тем меньше становится безопасности. Это вроде бы давно известно. Наконец, в ФСЭМ есть много «материалов», запрещенных явно вразрез даже с нашим очень широко сформулированным законодательством. Например, уже немало людей заплатили штрафы за репост запрещенного, скажем так, по недоразумению клипа «Убивай космонавтов!».
Проблема – в самой идее запрета «экстремистских материалов». Законодатель когда-то, в 2002 году, явно исходил из той гипотезы, что если запретить дурные, подстрекательские тексты, то и безобразий станет меньше. Но на практике, особенно по мере расширения доступа к интернету, стало понятно, что это не работает: если некий радикальный «материал» не очень популярен в соответствующих кругах, он и так не будет особо распространяться и вытеснится другим, а если популярен, то скорость его распространения окажется просто несопоставимо больше скорости наложения запретов и даже нашей полуавтоматизированной блокировки. Из этого можно было бы сделать вывод, что вся затея с ФСЭМ неконструктивна. Не зря же ни в одной европейской стране такого нет, хотя преследовать людей за подстрекательские высказывания там умеют. Но вывод, очевидно, сделан другой: надо просто сделать систему технически эффективнее, и тогда наконец удастся реально исключить «экстремистские материалы» из открытой по крайней мере коммуникации. Можно заранее сказать, что это все равно не получится, хотя количество блокировок в интернете и административных наказаний возрастет.
Порочность идеи ФСЭМ не означает, что сам по себе банк таких материалов не нужен. Абсолютно наоборот. Банк материалов, которым в рамках тех или иных судебных процессов уже была дана правовая оценка, – это хорошо и правильно, так как он действительно облегчает работу правоохранительных органов. Лучше бы просто отменить ФСЭМ вместе со ст. 20.29 КоАП, а банк данных пополнять за счет материалов, которые стали основой приговоров за те или иные противозаконные высказывания. Таких материалов уже тоже очень много. Тогда, если гражданина А осудили за распространение текста Х, а потом за то же самое привлекли гражданина Б, новому суду не надо будет разбираться с вредными качествами самого текста Х. Но конечно, все равно надо будет разбираться с гражданином Б, в том числе с его мотивами, потому что наказывать людей за распространение какого бы то ни было материала без доказывания противоправного мотива, как это делается сейчас по ст. 20.29 КоАП, само по себе противоправно.
