1 августа 2005 г. в "Политическом журнале" была опубликована статья содиректора Центра новой социологии и изучения практической политики "Феникс" Александра Тарасова "Под высоким контролем", в которой дается сравнительная характеристика современных ультраправых в России и Германии.

Неофашизм - явление международное, обусловленное целым рядом причин, в том числе и объективных. Поэтому удивляться наличию поклонников Гитлера и Муссолини какой-либо отдельно взятой стране не стоит. Другое дело, что традиции, возможности и потенциал неофашизма в разных странах неодинаковы.

Для сравнения А.Тарасов берет Россию и Германию. "В сегодняшней Германии неофашизм имеет долгую и богатую историю, он, можно сказать, традиционен. Фактически "классический" германский фашизм (нацизм) породил неофашизм сразу же после краха Третьего рейха в войне". В СССР, разумеется, ничего подобного быть не могло. Здесь годами возникновения и становления диссидентского движения, в котором присутствовали и правоконсервативные, иногда даже ультраправые фигуры (Игорь Шафаревич, Владимир Осипов, Александр Солженицын) был конец 60-х. Однако ультраправое крыло так и не конституировалось, а идеи реабилитации Гитлера были немыслимы даже в крайне оппозиционной советской власти среде.

Ситуация изменилась лишь в период перестройки, с появлением Народно-патриотического фронта "Память". "Именно НПФ "Память" породил все крупные неофашистские организации 90-х гг. Сама "Память", однако, хотя ее и характеризуют обычно как фашистскую, в действительности была организацией не фашистской, а протофашистской, дублирующей дореволюционные черносотенные организации. В этом проявилось своеобразие перестроечного Советского Союза, в котором - даже после разгрома фашизма - оказалось возможным возникновение и существование протофашистской организации", - отмечает А.Тарасов.

В этот период (конец 80-х - начало 90- х гг.) ультраправые СССР (России) и Германии стали стремительно сближаться в идеологическом плане, "причем это сближение носило характер заимствования более развитых германских образцов". В качестве примера А.Тарасов приводит Русское национальное единство (РНЕ), которое оценивает как "вполне современную (с западной точки зрения) организацию, практически лишенную русской специфики" и напоминает, что сам А.Баркашов позже с гордостью доказывал в суде, что "является не "абстрактным фашистом", а именно нацистом". Одновременно в России появились и скинхеды - как прямое воспроизведение западной молодежной субкультуры.

Период начала 90-х - это время, когда германские ультраправые наиболее активны в своем стремлении по установлению контактов с российскими неонацистскими группировками. "В середине 90-х гг. из Германии в Россию постоянно прибывали эмиссары и целые делегации от неофашистских организаций (в том числе и нелегальных), и именно они убедили российских неофашистов в необходимости развернуть пропагандистскую и вербовочную работу среди скинхедов, ссылаясь при этом на большой успех такой работы в восточных землях Германии". Однако согласились с этим лишь единицы, а заметных успехов в этой области добились и вовсе считанные организации (наиболее известны из них Народная национальная партия (ННП) и Партия свободы). "Причем ННП была единственной неофашистской партией, которая смогла завербовать в свои ряды целиком уже существовавшую скин-организацию - группу "Русская цель". На фоне взаимодействия германских ультраправых с наци-скинами такие успехи надо признать крайне скромными".

Бурный количественный рост наци-скинхедов Россия начала переживать именно в период президентства В.Путина. Ситуация эта аналогична ситуации Германии 80-х, однако по уровню активности и организованности российские наци-скинхеды уступают немецким. Кроме того, непропорционально высока в России и "текучесть кадров", а большинство российских "филиалов" международных скин-организаций ("Blood & Honour", "Hammerskin Nation" и т.п.) не признаны западным праворадикальным сообществом и малозаметны внутри страны. Неспособны, по мнению А.Тарасова, российские ультраправые и на организованную террористическую борьбу.

При том, что "за пределами скин-сцены российские и германские ультраправые кажутся подобными друг другу", А.Тарасов считает, что это подобие мнимо.

Во-первых, в немалой степени это определяется различным уровнем контроля над неофашистами со стороны властей. "Если в Германии ультраправые организации, как правило, инфильтрованы агентами федеральных спецслужб, то в России крупнейшие организации ультраправых просто находятся под негласным контролем (и, по сути, руководством) силовых структур. Так, контроль над РНЕ долгое время был объектом противоборства между МВД и ФСБ. В конце концов, когда руководитель РНЕ Баркашов занял откровенно антипутинскую позицию, поддерживая временную фронду президенту со стороны высших чинов МВД, РНЕ было элементарно расколото на три крупные части, две из которых оказались под полным контролем спецслужб (а одна из частей, руководимая братьями Лалочкиными, креатурой МВД, после того как Путин "укрепил" МВД надежными кадрами из ФСБ, ушла с политической сцены, провозгласив себя религиозным объединением). При этом общая численность всех "осколков" РНЕ сократилась на порядок".

Именно столь высокий уровень контроля со стороны спецслужб, по мнению А.Тарасова, является одной из причин электоральных неудач российских праворадикалов.

Во-вторых, А.Тарасов обращает внимание читателей на то, что различается не только отношение спецслужб, но и правовые коллизии вокруг праворадикальных организаций Германии и России.

В Германии попытки запрета неонацистских группировок предпринимаются тогда, когда "властям удается собрать достаточное количество доказательств их противоправных действий - начиная с терактов (как это было, например, в начале 80-х с "Военно-спортивной группой Гофмана") и кончая пропагандой антисемитизма и расизма (как это было недавно с группами "Камерадшафт Тор" и "Берлинская альтернатива Зюйд-Ост"). В России в последние годы была запрещена деятельность свыше 30 отделений РНЕ разного уровня, но все эти отделения были отделениями, не примкнувшими после раскола РНЕ ни к одной из трех основных организаций. В результате многие - и, видимо, справедливо - рассматривают эту кампанию запретов как принуждение неопределившихся "осколков" РНЕ к вступлению в одну из основных групп".

И наконец, по мнению А.Тарасова, немецких и российских ультраправых отличает отношение к религии. У праворадикалов Германии в настоящее время наблюдается "ренессанс" язычества: "Считается, что обращение к язычеству носит в значительной степени прагматический характер: в условиях, когда нацистская символика и идеология находятся под прямым запретом, соответствующие атрибуты германского язычества вполне могут выступать легальной заменой нацистских для целей пропаганды".

В России же, по мнению автора, в настоящее время наблюдается обратное явление. "Хотя на российской ультраправой сцене язычники давно представлены, среди них нет единства (конкурируют между собой славянское и германское язычество, а также более экзотические варианты: неоиндуизм, славяно-германские симбиозы, славяно-угорские и т.п.) и они остаются маргиналами. Большинство ультраправых заявляет себя поборниками православия - судя по всему, также в основном из чисто прагматических соображений, надеясь использовать укрепление позиций РПЦ при Путине в собственных целях" (Ср. с мнением А.Митрофановой).

"Итак, можно констатировать, что, хотя российская ультраправая сцена в последние годы находится в центре внимания мировой прессы и ей сделана большая реклама, в реальности она совершенно несопоставима по организованности, влиятельности, финансовым и электоральным возможностям с ультраправой сценой Германии", - завершает свою статью А.Тарасов.