29 марта 2007 г. Центр "СОВА" организовал в Вене, на Дополнительном совещании ОБСЕ по человеческому измерению на тему "Свобода собрания, объединения и выражения: поощрение полного и равного участия в плюралистических обществах" брифинг (side event) о ситуации с этими основными свободами в России. В брифинге также приняли участие Юрий Джибладзе, Евгения Зусман (Центр развития демократии и прав человека) и Анита Соболева ("Юрикс").

Александр Верховский ("СОВА") представил краткий доклад, текст которого мы предлагаем вашему вниманию.

Тема экстремизма к началу нынешнего десятилетия ассоциировалась в российском обществе в первую очередь с ультранационалистами и их противоправной деятельностью. Постоянно обсуждалась проблема якобы недостаточной правовой базы для противодействия преступлениям на почве ненависти и пропаганде ненависти. В результате этих дискуссий и принятых государством решений тема экстремизма значительно расширилась, а законодательство в этой сфере ужесточилось. Сейчас мы можем утверждать, что эффективность противодействия преступлениям на почве ненависти увеличилась, но не столь значительно, зато возникли заметные угрозы для реализации основных гражданских свобод.

Закон "О противодействии экстремистской деятельности" был принят летом 2002 года и обновлен в июле 2006 года. Он дает определение такой деятельности (понятие "экстремизм" ей, согласно закону, синонимично) посредством длинного списка деяний, образующих весьма широкий спектр в смысле общественной опасности. Определение не устанавливает никаких общих признаков экстремистской деятельности, так что список в определении всегда может быть изменен как угодно, что мы и наблюдали в июле прошлого года.

Определение экстремизма включает "терроризм" (определяемый в соответствующем законе), попытки захвата власти и другие крайне опасные деяния, но также и деяния малоопасные или вовсе не заслуживающие правового регулирования, не то что специального и очень строгого закона; например, "экстремизмом" являются утверждение религиозного превосходства, естественное для весьма многих религиозных людей, или любой акт насилия (или угроза насилия) по отношению к любому представителю власти, причем вне зависимости от мотива, от серьезности насилия или угрозы, от контекста ситуации.

Любое, даже сугубо техническое, содействие экстремистским действиям также признается экстремизмом. Равно как и публичное обоснование или оправдание таких действий, что весьма радикально ставит под угрозу свободу слова.

Итак, в одном понятии "экстремизм" смешаны весьма различные действия, что открывает путь к произвольному и выборочному правоприменению и даже делает его неизбежным, так как невозможно реально преследовать за так понимаемый экстремизм во всех случаях, предусмотренных антиэкстремистским законом.

Закон устанавливает ответственность за экстремизм для организаций любого рода и СМИ. Индивидуальная ответственность описывается все-таки только в уголовном и административном кодексах.

Столь широкое определение сочетается со сверхжесткими санкциями по отношению к организациям и СМИ (важно понимать, что закон нацелен в первую очередь на них, а не на индивидов). Любая организация может быть закрыта судом даже без предварительного предупреждения, а ее дальнейшая деятельность в любой форме запрещена, - только за один эпизод "экстремизма" (хотя есть и механизм предупреждений). То же относится к СМИ, при том, что среди сотен статей любой газеты очень легко найти хоть какой-то "экстремизм". Организации обязаны публично осудить деятельность любого своего руководителя, признанную экстремистской. Деятельность организации можно без суда приостановить на срок до полугода только по подозрению в экстремизме. Продолжение приостановленной деятельности влечет административную ответственность, а продолжение деятельности запрещенной организации предусмотрено уже ст. 282-2 УК - до 2 лет лишения свободы для участников и до 3 лет для организаторов.

Индивида нельзя обвинить в экстремизме как таковом, обвинение могут составить только отдельные его компоненты, включая ст. 282 УК (возбуждение ненависти к людям на основе их этнической, религиозной и прочей групповой идентичности). Ст. 280 УК, которая до 2002 года была посвящена призывам к насильственном свержению власти, теперь формулируется коротко: "Публичные призывы к экстремистской деятельности", что влечет наказания до 3 лет лишения свободы, а при использовании СМИ - до 5 лет. При этом сама деятельность, к которой призывал обвиняемый, может даже не быть уголовно наказуемой, т.к. определение экстремизма гораздо шире УК.

Понятие "экстремизм" в последний год все шире распространяется в российском законодательстве. Оно было использовано, в частности, при внесении в начале 2006 года известных ограничительных поправок к законы о некоммерческих организациях (НКО): лицо, осужденное за экстремистскую деятельность, не может принимать участие в деятельности НКО.

Реформа избирательного законодательства осенью 2006 года также содержит апелляцию к понятию "экстремизм". Естественно, за экстремистскую деятельность кандидат лишается права участвовать в выборах. Но его можно лишить этого права даже за действия в недавнем прошлом (на срок, равный каденции, на которую он баллотируется), если они теперь будут признаны экстремистскими (ст.76 п.7"ж" рамочного закона о выборах).

При обосновании подобных проектов всегда говорят о наиболее опасных пунктах определения экстремизма, в т.ч. о терроризме, но применяется-то потом законодательство по всем пунктам определения, так что гарантированное законом пространство свободы для гражданина постоянно и довольно быстро сужается.

Можно было бы предположить, что отмеченные выше опасные черты антиэкстремистского законодательства являются результатом ошибок законодателя и правоприменение их скорректирует, но, к сожалению, правоприменение все чаще оправдывает опасения критиков антиэкстремистских законов.

До сих пор сам закон "О противодействии экстремистской деятельности" и сопряженные с ним нормы УК и других законов применялись довольно редко, в том числе по отношению ко все более активным в России неонацистским и тому подобным крайним группировкам (по этому закону были закрыты всего несколько мелких ультранационалистических газеток и организаций). Вероятно, дело в инерционности правоприменительной системы. В последние два года мы видим, что интенсивность правоприменения возрастает [1]. Но, к сожалению, вместе с этим растет и количество случаев применения антиэкстремистского законодательства для неправомерного ограничения основных гражданских свобод. Более того, в этих случаях закон порой применяется жестче, чем в случаях, касающихся действительно преступных группировок, например, неонацистских.

Для иллюстрации кратко отметим некоторые примеры правоприменения.

Наиболее известный неправосудный приговор по ст. 282 УК (возбуждение этнической, религиозной и т.п. ненависти) был вынесен в отношении правозащитника Станислава Дмитриевского в феврале 2006 года. Его осудили (условно) за публикацию текстов лидеров чеченских сепаратистов Аслана Масхадова и Ахмеда Закаева, и дело по сути было именно в личностях этих авторов, а не в их текстах, которые были резко критичны к российскому государству, но не возбуждали этнической или религиозной ненависти. В октябре организация, которую возглавляет Дмитриевский, была ликвидирована, так как отказалась отречься от своего руководителя и не вывела его из руководящих органов. Отметим, что эти нормы пока практически не применялись, ни одна неонацистская организация, например, таким способом ликвидирована не была.

По совокупности статей 280 и 282 УК самый суровый приговор за все время их применения, пять лет лишения свободы, получил в ноябре 2006 года активный борец в поддержку независимости Чечни Борис Стомахин. На наш взгляд, он виновен по обеим статьям. Но следует признать также, что такой приговор, вынесенный за публикации на его малопосещаемом веб-сайте и в малотиражном бюллетене, чрезмерно суров (вторая инстанция приговор еще не рассматривала). Такого приговора (без привлечения других обвинений) не получали никакие, самые отчаянные пропагандисты неонацистского или какого-либо другого толка.

Самое масштабное применение антиэкстремистского законодательства в России - это, конечно, преследования реальных или предполагаемых членов радикальной исламистской партии"Хизб ут-Тахрир", а также членов других независимых мусульманских групп. "Хизб ут-Тахрир" в некоторых случаях теоретически оправдывает насилие и даже террор, а также ведет довольно агрессивную исламистскую пропаганду, так что расследование этой деятельности в России могло бы дать основания для преследования организации как экстремистской. Как известно, деятельность "Хизб ут-Тахрир" запрещена в ряде западно-европейских стран. Но власти России пошли, к сожалению, по иному пути.

Верховный Суд России рассмотрел дело о признании 15 организаций террористическими и 14 февраля 2003 года все их таковыми признал, включая "Хизб ут-Тахрир", хотя, как известно, "Хизб ут-Тахрир" принципиально не применяет насилия - этим и отличается от родственных ей радикальных исламистских организаций. Раз "Хизб ут-Тахрир" признана террористической организацией, она также считается экстремистской. Раз она запрещена как таковая, само членство в ней образует состав преступления, предусмотренного ст.282-2 УК. И именно по этому обвинению начали привлекать многих людей, имеющих, предположительно имеющих или вовсе не имеющих отношение к "Хизб ут-Тахрир". Таким образом, правоохранительные органы поддались соблазну слишком легкой "борьбы с террором", и это породило настоящий конвейер произвола [2].

Антиэкстремистское законодательство устроено так, что один акт признания человека, группы или текста экстремистскими влечет другие такие же акты - через механизмы "содействия" и "оправдания".
Вот, один из российских муфтиев, Нафигулла Аширов, сам не являясь сторонником "Хизб ут-Тахрир", написал заключение, в котором отрицал наличие призывов к насилию или к ненависти в четырех основных брошюрах организации (эти брошюры обычно и фигурируют в уголовных делах). Возможно, муфтий Аширов и не во всем прав, но он, безусловно, имеет право не соглашаться в такой форме с упомянутым решением Верховного Суда. И все же ему было вынесено за публикацию этого текста предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности, хотя, вопреки утверждениям прокурора, Аширов даже не цитировал материалы запрещенной организации.
И более того, такое предупреждение получило правозащитное общество "Мемориал", на веб-сайте которого было размещено заключение Аширова, хотя, вроде бы, очевидно, что "Мемориал" не распространяет идеи "Хизб ут-Тахрир". К концу 2006 года две судебные инстанции отказали Аширову и "Мемориалу" в обжаловании этих предупреждений.

Антиэкстремистское законодательство предназначено, среди прочего, для защиты такой общественной ценности, как толерантность. Безусловно, правовое регулирование, касающееся установления границ свободы высказываний, всегда проблематично. И даже максимально тщательно сделанный закон требует затем большой работы при его применении. В России существующее законодательство часто никак не мешает даже самым агрессивным проповедникам ненависти. Например, прокуратура отказывалась даже начинать уголовное расследование по фактам публичных угроз убийством в адрес некоторых правозащитников со стороны неонацистов. С другой стороны, защита толерантности иногда приводит к явно чрезмерным ограничениям свободы слова.

Особенно это относится к проблеме защиты религиозных чувств. В связи с ре-публикацией известных датских карикатур на пророка Мухаммеда не только были вынесены предупреждения нескольким газетам о закрытии, но да главного редактора одной из них было заведено уголовное дело по ст.282 УК, и оправдана она была только после кассации первоначального приговора.

Газета "Зырянская жизнь" (республика Коми) получила в 2006 году предупреждение о недопустимости экстремистской деятельности всего лишь за нейтральные репортажи о митингах националистов. Из-за этого у газеты возникли финансовые трудности, и теперь она выходит только в интернете. Сейчас рассматривается иск о ее закрытии. Газета обвиняется в том, что процитировала неполиткорректную фразу местного чиновника, а интервьюировавший его журналист интересовался мнением чиновника о неполиткорректных фразах некоторых песен.

25 декабря 2006 г. жрец языческой религии народа мари Виталий Танаков был приговорен к обязательным работам по ст.282 УК за брошюру, в которой он утверждал превосходство своей религии над другими. Он был признан виновным в возбуждении религиозной и этнической ненависти, хотя текст брошюры не содержит никаких признаков возбуждения ненависти к людям иной веры или этнического происхождения. Он также был признан виновным в возбуждении ненависти к социальной группе - такой группой суд признал членов правительства республики Марий Эл. 21 марта 2007 г. Верховный суд республики подтвердил этот неправомерный приговор.

Практика применения антиэкстремистского законодательства, как уже говорилось, весьма ограниченна. Но приведенные примеры показывают, что эта практика формируется сейчас в духе неправомерных ограничений гражданских свобод, что противоречит и Конституции России, и подписанным ею международным договорам в этой сфере. Есть основания опасаться, что злоупотребление антиэкстремистским законодательством, обусловленное и недостатками самих норм закона, и накапливающимися судебными прецедентами, может стать серьезной угрозой реализации основных гражданских свобод в стране.

===================
[1] Подробнее об этом см. в докладе Центра "СОВА" о радикальном национализме в России и противодействии ему в 2006 году. Доступен на сайте "Полит.Ру": http://www.polit.ru/analytics/2007/03/27/year2006.html

[2]Подробнее см.: Рябинина Елена, Пономарев Виталий. Фабрикации уголовных дел об "исламском экстремизме". Кампания продолжается. Октябрь 2006 г. Доступно на сайте "Мемориала": http://www.memo.ru/2006/12/18/rus1.htm