Выступление директора центра "Сова" на Десятых Старовойтовских чтениях

22 ноября 2013 года в Москве прошли Десятые Старовойтовские чтения "Двадцать лет российской Конституции: достижения, проблемы, перспективы", которые были организованы НИУ «Высшая школа экономики», Институтом Кеннана Международного научного центра Вудро Вильсона, Фондом «Либеральная миссия» и Фондом конституционных реформ. На круглом столе «Конституция и нация» выступил директор центра "Сова" Александр Верховский. Републикуем текст выступления.


Я хотел бы с начать с банального утверждения, что в Конституции фиксируются некоторые идеалы, которые с реальностью не обязаны буквально совпадать. Это так не только у нас, но и в другие местах и в другие времена. Это относится в том числе и к принципам формирования обсуждаемой здесь гражданской нации. Мне хотелось бы сделать некоторые замечания, направленные на то, чтобы избежать абсолютизации ряда распространенных и вполне основательных аргументов в этой сфере.

В теории основами гражданской нации должны быть суверенитет народа и равноправие граждан. Понятно, что у нас плохо с обоими пунктами. С суверенитетом понятно, а с равноправием совсем плохо: тема дискриминации вообще не обсуждается, будто ее и нет. С другой стороны, нации формировались, и довольно интенсивно, в странах, где тоже с основами были большие проблемы. Во Франции при правлении первого и третьего Наполеонов с демократией было плохо, а нация как раз активно формировалась. Американская нация формировалась вообще в условиях рабства и открытой расовой дискриминации. Как выясняется, какое-то время можно обходиться даже без таких ключевых вещей. Это первое.

Второе, ближе к нашей Конституции. Наше национально-территориальное деление, является в некотором роде тяжелым наследием, но сейчас уже более-менее понятно, что оно не является какой-то непреодолимой преградой (и тому есть очевидные примеры). Применительно к построению единой нации вопрос в первую очередь в том, сближается социальная структура в разных частях страны или наоборот. Если сближается, то не так важно, называют ли регионы себя республиками, областями или еще кем-то. Могут существовать при этом некоторые различия, в том числе и неприятные, например, отмеченное в государственной концепции неравенство при найме на государственные должности в республиках, хотя это не связано обязательно с собственно этнической дискриминацией, а скорее - с клановыми принципами формирования.

Проблемой для единства является Северо-Кавказский регион, который, как мне кажется, отдаляется по своей структуре социального устройства от всей остальной страны. Дело не в сепаратизме, не в праве народов на самоопределение, чтобы это словосочетание ни значило, а дело в том, что эта дистанция увеличивается. И пока не видно никаких причин, почему бы она перестала увеличиваться. По крайней мере я их не представляю. Это связано с тем, как функционирует наше государство. Перспективы здесь довольно печальные.

Но даже если случится что-то ужасное - две-три войны на Кавказе, отделение всего региона или части региона, – это само по себе не должно помешать всем оставшимся сформировать единство, хотя понятно, что война не украшает жизнь общества в целом. Зато пока Северный Кавказ существует в нынешнем его состоянии, существует также риск того, что власти пойдут в той или иной степени на поводу у лидеров, которые реально ведут себя как племенные вожди. Самый классический образец – это то как ведет себя Рамзан Кадыров внутри Чечни и особенно вне ее, и это не встречает сопротивления. Такая ситуация является, мне кажется, угрозой для перспектив формирования гражданской нации и вообще единой нации. Наконец, это является просто дурным примером. Поведение русских этнонационалистов в этом смысле, в сущности, – жалкое подобие того, что делает Кадыров.

Говоря о том, что может объединять нацию, почему-то очень часто упоминается некий единый национальный проект, великая идея, которая и объединяет нацию. Но по-моему, это не основано на европейских примерах. Я не могу вспомнить, какая великая идея присутствовала при создании английской нации, в отличие от французской.

С другой стороны, распространены самые фантастические представления о необходимости «национальной идеи», у нас – о доминировании русской православной цивилизации. Буквально сегодня межфракционная группа в защиту христианских ценностей поддержала идею Мизулиной внести в Конституцию идею об особой роли православия. Допустим, они даже внесут, это пройдет и будет в Конституции еще и такая фраза. Это печально, контрпродуктивно, разумеется, но тоже не критично. Например, Греция как национальное государство формировалась в совершенно фантастических предположениях о возрождении разом и древней Эллады и православной Византии. Они даже язык пытались восстановить древнегреческий, больше ста лет пытались. И ничего, создалось у них государство и создалась гражданская нация, хотя это попытки их жизнь не украсили.

Виктор Шнирельман говорил уже о том, что важны не те или иные идеи, а то, как функционируют общие институты. Я хотел бы подчеркнуть, что первые институты, которые важны для гражданской общности, это – не выборы и даже не свободная пресса, это институты, связанные с гражданством, с функционированием гражданского права в первую очередь. Это то, как функционируют гражданские инициативы в обществе, то, что касается повседневной жизни. В конце концов, выборы случаются не повседневно. Беда в том, что ныне существующие структуры власти, из-за того в них коррупционные и ведомственные интересы доминируют над национальными, не могут обеспечить условия для того, чтобы эти институты развивались в положительную, а не отрицательную сторону.

Может ли это порочное свойство власти измениться без радикальной смены режима? Теоретически может, поскольку, как я говорил, не только демократические режимы способствовали формированию гражданской нации. Но практически я не знаю, каким именно путем существующая власть должна измениться так, чтобы перестать мешать гражданской нации формироваться.

Примеры из прошлого, в том числе - европейских наций, не очень помогают. Все приводят эти примеры в своей аргументации, и я тоже приводил, но мы в принципе не можем пройти тем же путем, хотя соблазн ориентироваться именно на него есть. В частности, это касается содержания общественных дебатов о создании nation-state на базе Российской Федерации. У нас по многим причинам не получится повторить путь европейских наций XIX и первой половины XX веков.

И, наверное, центральная причина – это массовая иммиграция, которой не было в Европе в тот период, когда эти нации там формировались. И тем самым, этнокультурный фундамент, лежащий в основании европейских и гражданских наций, не может сформироваться здесь и сейчас так, как он сформировался тогда. Причем это совершенно не зависит от того, какое будет правительство. Даже самое супернационалистическое правительство не сможет остановить массовую иммиграцию, она всё равно будет продолжаться. Следовательно, должны быть и какие-то другие принципы учета этнокультурного элемента в нациестроительстве.

Другое дело, что я не знаю, могут ли эти принципы вообще быть учтены на конституционном уровне, или это скорее вопрос определенных практик. Которые у нас действительно отсутствуют.

Дело, конечно, не только в символической политике, но даже на этом сравнительно простом уровне – вот что Виктор Шнирельман говорил про праздники. Приведу и свой пример. Когда я Англии попал в маленький городок Гастингс, где была известная битва, я задумался, как она у них подается сейчас: победили «наши» или «не наши» в той битве? Там есть большая экспозиция, и ее слоган: "Битва при Гастингсе – рождение нации". А мы до сих пор какой-то допотопный этноцентричный нарратив проходим в школе про Куликовскую битву. Почему бы не рассказать по-другому? Да и ближе к реальной истории, кстати. Те же Кавказские войны XIX века можно представлять как интегрирующий элемент истории, а не как межэтническую резню.