Новости по теме

Алексей Малашенко о стереотипах восприятия ислама и мусульман в России

Настоящий материал (информация) произведен и (или) распространен иностранным агентом Исследовательский Центр «Сова» либо касается деятельности иностранного агента Исследовательский Центр «Сова».

Д.и.н., профессор, член научного совета Московского центра Карнеги Алексей Малашенко на страницах газеты "Время новостей" анализирует особенности отношения россиян к исламу и мусульманам и указывает на основные факторы, способствующие росту исламофобии в российском обществе.

А. Малашенко обращает внимание на то, что при крайне осторожной позиции власти, не устающей делать заявления об опасности ксенофобии и недопустимости оскорбления чувств верующих, "образ врага, стремительно формирующийся в российском обществе, явно окрашен в религиозные тона. "Исламская угроза" постепенно превращается в главное пугало, в восприятии которого переплетаются многочисленные бытовые стереотипы и возникающая государственная идеология противостояния всему тому, что кажется чуждым".

Причем проявляется это прежде всего по отношению к российским мусульманам, так как "большинство россиян не проявляет особого интереса к отношениям с миром ислама. <...> Они уверены, что мусульманские государства в целом не представляют угрозу их стране. Враждебными их считают только 2,9% опрошенных в возрастной категории 17-26 лет (по результатам опроса, проведенного в конце 1990-х Институтом стратегических и политических исследований)".

"У людей выработалось несколько стереотипов мусульманина, - пишет автор. - Это агрессивные, безжалостные, презирающие русского обывателя фигуры: либо бородач с автоматом, либо террорист в маске, либо жуликоватый делец. Правда, это и приехавший на заработки и нещадно эксплуатируемый "убогий мусульманин" в тюбетейке. Он не вызывает неприязни, но к нему нет ни чувства сострадания, ни уважения. (Интересно, что ни один из негативных стереотипов не ассоциируется с татарами, которые в большинстве своем, особенно в городах, по образу жизни и менталитету близки к славянам или вообще неотличимы от них.)".

В целом, подчеркивает А. Малашенко, исламофобия связана с общим ростом "ксенофобии, которая в первой половине 1990-х считалась рудиментом посттоталитарного менталитета, а спустя 10 лет превратилась в его системообразующую часть". При этом ""внутренняя" ксенофобия неотделима от "внешней"". Но все же исламофобия в некотором отношении - особый случай: "...к примеру, антиамериканизм принципиально отличается от исламофобии. Американцев не боятся, их бытовым стереотипам пытаются подражать, им завидуют. Это своего рода национальный комплекс неполноценности, которую бывшая сверхдержава испытывает по отношению к стране, сумевшей сохранить великодержавный статус. В отношении мусульманского мира такого комплекса нет. Есть удивление и раздражение по поводу того, что некогда младшие, нуждавшиеся в помощи братья - арабы, афганцы, индонезийцы, наконец, жители советской Средней Азии - "вдруг" подросли, перестали спрашивать совета у старших и ведут себя вызывающе самостоятельно. Это влечет за собой растерянность и боязнь".

"Конечно, - продолжает автор, - можно попытаться "развести" собственно исламофобию и мусульманофобию, то есть неприятие ислама как религии и неприязнь к мусульманам. Однако это вряд ли возможно, ибо означает отделение традиции от ее носителей. Попытки же мусульманских духовных лидеров представить ислам исключительно как "религию мира" (наиболее расхожее выражение в разного рода межконфессиональных диалогах) воспринимаются со скепсисом. Во-первых, имамы и муфтии редко бывают достаточно красноречивы, чтобы убедить людей в своей правоте. Во-вторых, по мере подавления свободы суждений звучащие из телевизора слова перестают вызывать доверие, точно так же, как в недавние времена не воспринималась советская пропаганда. В-третьих, деяния исламских радикалов опровергают в глазах людей тезис о миролюбии ислама".

Главной причиной исламофобских настроений в российском обществе А. Малашенко называет страх: "На самом деле даже раздражение в отношении мигрантов-мусульман лишь в незначительной степени связано с неприятием их религии. Просто речь идет о способе восприятия реальности испуганным обывателем".

А реальность действительно пугает, и этот эффект усиливается из-за того, что наиболее заметны в медийном пространстве как раз радикалы: "...реальность - это и рост национализма среди мусульманских народов; и вспыхивавшие с конца 1980-х этнополитические конфликты, участники которых апеллировали к исламу. Но самое главное - эксплуатировавший исламские лозунги терроризм с его кровавыми акциями в России, Европе и США. Восприятие исламского мира отягощено воинственной риторикой мусульманских политиков, а также международными проявлениями религиозного фанатизма, которые привлекли всеобщее внимание. Такими, например, как уничтожение талибами древнейших статуй Будды в 2001 году, убийство в Голландии режиссера Тео ван Гога в 2004-м, погромы в предместьях Парижа и пр. Именно этими объективными факторами прежде всего определялся подъем с начала 1990-х антиисламских настроений в России.
Подавляющая часть россиян судит об исламе по тем, кто находится на виду, то есть по наиболее дерзким представителям мусульманского мира - как правило, радикалам. Образ мусульманства, таким образом, формируется у нас под воздействием акций религиозных экстремистов, конфликтов с участием мусульман, радикальных заявлений мусульманских политиков и духовных лиц".

Разумеется, "важнейший фактор негативного восприятия мусульман в России - конфликт на Северном Кавказе, тем более что на самом деле Россия воюет с мусульманами на протяжении вот уже четверти века. Афганский моджахед и кавказский боевик стали символами врага".

Кроме того, продолжает А. Малашенко, существует проблема отношения к мигрантам: "...ислам ассоциируется с наплывом в Россию мигрантов, которые зачастую ведут себя неадекватно, демонстрируя неуважение к местным традициям и обычаям, что составляет прочную основу настороженного и откровенно негативного отношения к исламу". "Правда, - оговаривается он, - с формальной точки зрения в вопросе отношения к мигрантам Россия оказывается в одном ряду с европейскими странами". По мнению автора, "мигрантофобия в России будет расти и впредь, хотя бы в силу роста числа самих переселенцев".

Особое внимание А. Малашенко уделяет таким факторам роста исламофобии, как СМИ и массовая культура. "В конце прошлого - начале нынешнего столетия, - пишет он, - российские СМИ способствовали религиозному возрождению, пробуждали интерес к религии. Они формировали "новых верующих", поддерживали соблюдение ими обрядов и укрепляли складывавшуюся религиозную идентичность. Государство поощряло подъем православия и допускало исламское возрождение.
Одновременно с 1990-х годов в СМИ начинает "вырисовываться" негативный образ ислама.
В прессе и на телеэкране реальные трудности в отношениях с мусульманским миром стали быстро трансформироваться в "исламскую страшилку". Исламский фактор гиперболизировался, война в Чечне в середине 1990-х часто определялась как "конфликт цивилизаций". Искажались основные понятия ислама (в особенности джихад), а идеология экстремизма - сознательно или в силу неведения - экстраполировалась на всю мусульманскую традицию. Большинство связанных с исламом и мусульманами публикаций привязывалось к войнам, терактам, конфликтам. <...>
Негативный взгляд на ислам культивируется и публикацией тенденциозных высказываний исламских политиков и духовных лиц, рассуждающих о неминуемой исламизации России и создании в перспективе исламского государства, выступающих против браков мусульман с иноверцами и т.д."

При этом, когда в стране произошли крупные теракты, власти, по мнению А. Малашенко, не попытались ""смикшировать" рост негативного восприятия ислама. <...>
Ключевые фигуры в российском истеблишменте избегали публичных выступлений, а на экране мелькали второстепенные политики, которые скорее провоцировали аудиторию. В итоге общественное сознание оказалось дезориентированным - в частности, возникла неопределенность относительно трактовок роли ислама в происшедших трагических событиях.
Таким образом, неформальный государственный заказ по созданию образа врага успешно выполняется".

Любопытны рассуждения автора об изменении образа мусульманина в массовой культуре, в частности - в литературе: "Писатели XIX века кавказцев не идеализировали, но и не превращали в зверей, сопровождающих свои жестокости ссылками на ислам. Старые книги пробуждали интерес к исламу, к его приверженцам. "У классиков и их современников не было ощущения стены между двумя, по видимости, непримиримыми мирами".
Нынешнее общественное сознание, напротив, все более проникается ощущением этой стены. И массовая литература, особенно детективная, наглядно в этом убеждает. <...>
Такие книги "поглощают" люди с пассивным сознанием, по большей части уставшие от работы и напряженной жизни. Для них это - чтиво, не требующее ни нравственных, ни умственных усилий: его просто принимают на веру. Поэтому образ мусульманского кавказского врага успешнее формируется в менее образованной и интеллектуализированной, зато наиболее многочисленной среде.
В некоторых книгах, написанных в жанре научно-политической фантастики, сюжет развивается на фоне тотальной экспансии ислама. Внушая страх перед исламом, такие произведения льют воду на мельницу исламофобии, разрывают и без того непрочную ткань межконфессионального согласия".

"Тиражируемая политиками и средствами массовой информации, отраженная в искусстве "исламская угроза" прочно встроилась в сознание российского общества, - делает вывод А. Малашенко. - В ближайшем будущем вряд ли удастся изменить восприятие нашими гражданами ислама, тем более что далеко не все зависит от хода событий в самой России.
Но все же основания для надежды есть. В 2003 году фонд "Общественное мнение" пытался выяснить отношение россиян к возможному браку их детей с представителями мусульманской религии. Оказалось, что 50% респондентов не имели бы ничего против брака своего сына с мусульманкой. На вопрос "Возражали ли бы вы против брака вашей дочери с мусульманином?" положительно ответили 44%, а отрицательно - немногим меньше: 39% опрошенных. Эти ответы, подтверждающие, что сближение с приверженцами "чуждой" религии не исключено, возможно, позволяют смотреть вперед с оптимизмом".