Портал-Credo.ru опубликовал перевод статьи Леха Гарлицкого - судьи Европейского суда по правам человека - "Государственное регулирование религии: противоречивые тенденции? Замечания относительно практики применения прецедентов, касающихся статьи 9 Конвенции о защите прав человека" (статья подготовлена на основе доклада, который был прочитан на конференции "Свобода слова и религия - вечный конфликт в период избирательной модернизации", Будапешт, 11-13 мая 2006 г.). Автор анализирует практику рассмотрения Европейским судом по правам человека дел, касающихся реализации религиозных свобод. Он излагает общие принципы, которых придерживается ЕСПЧ в таких делах, и нормы, которым должно следовать государство при регулировании религиозной сферы.

"Вообще говоря, - пишет Л. Гарлицкий, - государство обязано оставаться нейтральным и беспристрастным в отношении существующих религий и/или церквей. Однако в то же время оно должно реализовывать свое предназначение таким образом, чтобы способствовать развитию принципов терпимости и плюрализма. Любое и каждое государство может и должно принимать во внимание специфический контекст своих традиций и фактических обстоятельств. 'В рамках всей Европы не представляется возможным выделить одинаковое понимание роли религии в обществе'. Соответственно, каждому государству должен быть предоставлен определенный минимальный предел усмотрения и, в некоторых отношениях, этот предел может быть шире, чем предусмотрено положениями Конвенции. Но национальные пределы усмотрения идут рука об руку с европейской системой надзора, охватывающей и законодательство, и правоприменительные решения. В такой системе Европейский Суд по правам человека является последней инстанцией, которая определяет, были ли соблюдены требования статьи 9".

Автор приходит к следующим выводам:

"Во-первых, за последнее десятилетие судебная практика Европейского Суда касательно свободы религии выросла от отдельных положений до упорядоченной системы прецедентов. Сегодня статья 9 занимает в страсбургском прецедентном праве независимое положение, сравнимое с положением других самостоятельных норм Конвенции. Некоторые дела были разрешены с непосредственной ссылкой на статью 9; Суд уже не склонен ссылаться исключительно на статью 10 или статью 11 и воздерживаться от применения статьи 9. Дела, представленные Суду на рассмотрение, касались почти всех аспектов религиозных свобод; две затронутые выше сферы (институциональная сфера и ограничения публичной демонстрации частных убеждений. - Ред.) отражают наиболее интересные моменты нового подхода Суда к интерпретации Конвенции. В обеих этих сферах Суд выработал свою правовую позицию, полагаясь на основные ценности европейской традиции: плюрализм, демократию и терпимость. В то же время можно отметить, что соотношение 'проигравших' и 'победителей' не одинаково. Тогда как нарушения были выявлены почти во всех делах, связанных с институциональным аспектом религиозных свобод, противоположная статистическая оценка дана в отношении постановлений и решений, касающихся ограничений публичной демонстрации частных верований. Это вызывает следующее замечание (которое я не чувствую себя вправе комментировать): 'Если Суд оказывает особое покровительство (возможно, даже чрезвычайное) религиозным чувствам (Институт Отто Премингера против Австрии, Уингроу против Соединенного Королевства), он демонстрирует тем самым, что не горит желанием вмешиваться в дела, касающиеся религиозной практики (Шааре Шалом ве Цедек против Франции, Дахлаб против Швейцарии). Именно она, как оказалось, требует дополнительной защиты'. Подобное наблюдение может также быть очень веским при сопоставлении 'институционального' и 'выразительного' аспектов недавней судебной практики.

Во-вторых, способы толкования статьи 9, используемые в судебной практике, аналогичны (если не сказать, идентичны) приемам, применяемым при толковании других положений Конвенции, касающихся личных и политических свобод. Именно принцип пропорциональности сыграл наиболее заметную роль при определении того, какие ограничения явились обоснованными, с точки зрения специфики религиозной структуры, традиций и истории отдельного государства. Самые активные попытки создать общие (универсальные) стандарты были предприняты в отношении свободы выражения мнений и некоторых сугубо политических свобод. Однако при толковании свободы религии нельзя не обращать внимания на то, что — как уже было отмечено в деле Института Отто Премингера — 'не представляется возможным выделить в рамках всей Европы единый подход к значению религии в обществе'. Данный факт оставляет государствам относительно широкие пределы усмотрения и позволяет практике по статье 9 более гибко реагировать на различные ситуации в разных странах.

Наконец, судебная практика последних лет, как говорилось в настоящей статье, содержит относительно немного примеров конфликта между религиозными свободами и другими правами и свободами, гарантированными Конвенцией. Несомненно, дело Института Отто Премингера можно рассматривать как самое значительное. Но в большинстве дел Суд концентрирует свое внимание скорее на способах примирения различных аспектов религиозных свобод и на роли государства в этом процессе. Некоторые аспекты, как, например, применение подхода 'языка символов' к исламским платкам, остаются в значительной степени не исследованными. Смогли изменить реакцию Суда на фундаментализм подход, более ориентированный на статью 10? Можно ли вообще понять 'фундаментализм', не учитывая элемент религиозного убеждения? Может ли какой-нибудь 'фундаментализм' соответствовать системе ценностей, принятой Конвенцией? На эти вопросы, адресованные скорее к ученым, чем к судьям, до сих пор нет исчерпывающих ответов. Но если мы допустим, что в большинстве дел, в которых Суд поддержал действия государства (а именно такие дела преобладали в последнее время в Европейском Суде), доминировал 'фундаменталистский компонент', а не 'религиозный', то подобную практику будет очень сложно перенести в более универсальную сферу конфликта между 'свободой слова', 'религией' и/или 'верованием'".