Религиозная ксенофобия принципиально отличается от национальной. В первую очередь даже не потому, что религию можно выбрать или поменять, а потому, что негативное отношение к другим нациям вовсе не обязательно для собственной национальной идентификации, а вот более или менее негативное отношение к другим религиозным воззрениям необходимо для практически любой религиозной идентификации. Это негативное отношение может варьироваться от легкого высокомерия, которое слышится во фразе "они по-своему тоже верят в того же Бога", до сколь угодно резкого неприятия любого уклонения от религиозной догмы.

Осуждать такое негативное отношение - значит осуждать саму суть религиозной идентификации, что являлось бы со стороны наблюдателя таким же (если не жестче, что нередко бывает) негативным отношением по религиозному признаку. Даже если наблюдатель сам не имеет никакого религиозного чувства, он не вправе отрицать его в других. Таким образом, мы считаем, что область религиозной ксенофобии как осуждаемого социального феномена гораздо уже, чем область национальной (этнической, расовой и т. д.) ксенофобии. А именно - мы хотели бы сразу исключить в качестве признака ксенофобии сколь угодно резкие высказывания о вере или мировоззрении других.

Это не означает исключения из рассмотрения любых негативных высказываний об этих других. Вполне осуждаемыми мы склонны считать такие высказывания, которые возбуждают вражду по отношению к ним не из-за тех или иных положений их вероучения, а из-за их происхождения, социальной практики, образа жизни; высказывания, которые прямо или завуалированно призывают органы власти к дискриминации. Иначе говоря, религиозная проповедь религиозных деятелей (в т. ч. и проповедь религиозной исключительности) не может рассматриваться как социально предосудительная ксенофобия, а вот их же выступления по социальным проблемам, к каковым относится и существование религий в обществе, могут и должны рассматриваться в одном ряду с высказываниями любых других общественных деятелей.

Существует, не совсем четкое, разделение религий на более или менее укорененные в стране или в какой-то ее части. Очевидно, например, что ислам традиционнее для России, чем учение Р. Хаббарда. В этом смысле вполне уместно говорить о "традиционных религиях". Но введение такого понятия должно обязательно сопровождаться пояснением, что традиционность - вещь весьма относительная. (Например, ученики ламы О. Нидала выглядят недостаточно традиционно, но они являются одной из ветвей ортодоксального тибетского буддизма, давно уже представленного в России, а экзотичная для многих старообрядческая Церковь очевидно традиционнее "никонианской" Русской православной церкви.) И главное, сам по себе срок функционирования религии на территории страны ничего еще не говорит даже о степени ее влияния на общество: "Свидетелей Иеговы" в России гораздо больше, чем лютеран, а в Марий Эл вполне живое древнее язычество все же уступает во влиятельности православию. Таким образом, понятие "традиционности" религии не может сводиться ни к каким формальным признакам и хотя бы поэтому должно оставаться в области религиоведения.

Тем не менее термин "традиционные религии" на глазах приобретает политическое и даже правовое значение, что может создать и уже создает (см. ниже) лишь опасные коллизии. На уровне законодательства понятие традиционности отразилось пока в не имеющей нормативного значения преамбуле закона 1997 г. "О свободе совести и религиозных объединениях": там особо выделено православие, а потом традиционными названы христианство, ислам, буддизм, иудаизм и какие-то "другие" религии. Но с тех пор в общественной дискуссии появилось еще и понятие "традиционной религиозной организации", что уже и вовсе странно: ведь в годы революции правопреемство всех религиозных организаций в стране, не исключая Русской православной церкви (до революции и называвшейся иначе), было прервано.

В настоящее время сформировался узкий круг религиозных организаций, не только называющих себя и друг друга "традиционными", но и признаваемых в этом смутно привилегированном качестве государством и значительной частью общества. Это - Русская православная церковь Московского патриархата; Центральное духовное управление мусульман России и европейских стран СНГ (ЦДУМ), возглавляемое муфтием Т. Таджуддином; Традиционная буддистская сангха России во главе с хамбо-ламой Д. Аюшеевым. К ним в несколько неясном - из-за внутриконфессиональной конкуренции - статусе примыкают: Совет муфтиев России во главе с муфтием Р. Гайнутдином; Федерация еврейских общин России (ФЕОР) раввина Б. Лазара и Конгресс еврейских религиозных общин и организаций России (КЕРООР) раввина А. Шаевича. Разумеется, никто не берется отрицать традиционности старообрядцев, респектабельности лютеран или баптистов, но все же они в этот круг не входят. Именно перечисленные организации образуют сейчас Межрелигиозный совет России (МСР) (вместо Совета муфтиев там, правда, представлен дружественный ему Координационный центр мусульман Северного Кавказа), составив, тем самым, круг даже более узкий, чем отобрало для диалога государство - в виде президентского Совета по взаимодействию с религиозными объединениями.

Трудно подобрать общее название для организаций, входящих в МСР. Они не "традиционнее" многих других, они даже не обязательно самые многочисленные. Но в отношениях с государством и, пожалуй, с обществом в целом они явно лидируют. Поэтому далее мы их и будем называть "лидирующими религиозными организациями". Соответственно, нас интересует, насколько именно эти организации вносят вклад в ксенофобные тенденции в нашем обществе.

Важно при этом разделять позицию руководства этих организаций и позицию отдельных священнослужителей (и тем более тех или иных верующих) - позицию организации все-таки отражают только официальные документы и заявления ее руководства. Соответственно, мы не будем рассматривать в этом разделе доклада многочисленные более или менее радикальные ксенофобные группы внутри православия, ислама и т. д.

Ксенофобию мы будем рассматривать трех видов - религиозную, этническую и "межцивилизационную" (по отношению к иным культурам и целым группам стран). Бывают, конечно, и другие виды ксенофобии. Например, по отношению к сексуальным меньшинствам. Но такие виды ксенофобии нам кажется принципиально неверным ставить в вину нашим лидирующим религиозным объединениям: резкое отвержение гомосексуализма, нарушений религиозной половой морали вообще входит в саму суть их религиозных учений, является предметом веры. Соответствующие выступления являются неотъемлемой частью религиозной проповеди.

О вопросах морали шла речь, например, в письме патриарха Алексия II по поводу Хартии фундаментальных прав Европейского союза. Патриарх тогда писал, что статьи Хартии о недискриминации не могут в полной мере применяться в Церкви, так что должно быть оговорено, что Церковь как добровольное объединение может устанавливать иные правила. В частности, это относится к равенству полов. По поводу дискриминации по признаку сексуальной ориентации сказано еще жестче: "разделения по признаку "сексуальной ориентации" не признаются нами укорененными в природе человека". Было выражено также недовольство отсутствием каких-либо ограничений на творчество в науке и искусстве.


Проблема роста фундаментализма в РПЦ

Так сложилось, что обвинения в национализме из всех основных религиозных объединений чаще всего обращены к православным, к Русской православной церкви. Но на уровне доктрины РПЦ как организация не только не проявляет, но и прямо отвергает национализм. В принятых на Архиерейском соборе РПЦ в августе 2000 г. "Основах социальной концепции" сказано:

"Национальные чувства могут стать причиной греховных явлений, таких, как агрессивный национализм, ксенофобия, национальная исключительность, межэтническая вражда. В своем крайнем выражении эти явления нередко приводят к ограничению прав личностей и народов, войнам и иным проявлениям насилия.

Православной этике противоречит деление народов на лучшие и худшие, принижение какой-либо этнической или гражданской нации. Тем более несогласны с православием учения, которые ставят нацию на место Бога или низводят веру до одного из аспектов национального самосознания" .

И на практике руководство РПЦ, равно как и других "лидирующих религиозных организаций", не позволяет себе националистических заявлений.

Правда, в политике церковные лидеры, тем не менее, чаще сотрудничают с националистически или хотя бы имперски настроенными деятелями, чем с либералами. (Это, кстати, относится и к лидерам мусульман.) Подтверждением может служить, например, девятилетняя история основного церковно-политического форума, проходящего под официальной эгидой патриархии - Всемирного русского народного собора (ВРНС).

Руководитель отдела Патриархии по образованию и катехизации игумен Иоанн (Экономцев) выступил одним из инициаторов движения "Евразия", созданного 21 апреля 2001 г. явным политическим экстремистом А. Дугиным. Активную роль в учреждении "Евразии" сыграло и Духовное управление мусульман Т. Таджуддина. Таджуддин и многие его коллеги в индивидуальном порядке вступили в созданную на базе "Евразии" партию. (Буддисты и иудеи были представлены при учреждении движения малозначительными фигурами.)

Но все же главная проблема РПЦ - в попустительстве национализму внутри Церкви. О национализме в РПЦ писали уже очень много, и эту тему достаточно затронуть кратко. Агрессивный русский национализм довольно широко распространен в нашей стране, и было бы странно предположить, что он не будет представлен также и в Церкви, как и во всяком широком общественном объединении, не требующем жестко от своих членов категорического отказа от национализма.

Есть и печальное дореволюционное наследие - тесная связь многих церковных иерархов и клириков с черносотенными организациями. Более того, эта связь не была явно осуждена, а целый ряд черносотенцев канонизирован в последнее десятилетие, в т. ч. в момент массовой канонизации новомучеников на юбилейном Архиерейском соборе в августе 2000 г.

С тех пор как в 1991 г. патриарха Алексия II перестали (на время) поминать за богослужением в нескольких монастырях за его примирительное выступление перед американскими раввинами, руководство РПЦ не решается прямо выступать против антисемитизма, являющегося важнейшей компонентой идеологического русского национализма. Об антисемитизме нет упоминаний и в "Основах социальной концепции".

Антисемитская литература свободно продается в православных храмах, и недавно можно было убедиться, что это делается в согласии с епископатом. Екатеринбургская областная про-куратура 13 декабря 2001 г. завела уголовное дело по ст. 282 УК ("возбуждение национальной и религиозной вражды") по заявлению лидеров местных национальных общин, возмущенных подобными фактами. Заявители обвиняли в антисемитизме не только продавцов антисемитской литературы, но и редакции "Православной газеты" и журнала "Православный вест-ник", которые издаются с благословения епископа Екатеринбургского и Верхотурского Викентия (Мораря).

В "Православном вестнике" не раз публиковались стихи известного православного барда иеромонаха Романа, в которых есть и такие строки: "Шолом, - визжат пейсатые мужи: антихриста антихристы встречают. Их час настал! На троне - жидовин!"; "Но горше первых - третий вид: когда Россией правит жид".

В связи с уголовным делом пресс-секретарь Екатеринбургской епархии Б. Косинский заявил, что лингвистические экспертизы книги Нилуса "Близ есть при дверех", включающей "Протоколы сионских мудрецов", проводились уже не раз и на протяжении многих лет ни у кого из представителей "традиционных конфессий" претензий к автору не возникало. Нилус был не политическим, а духовным писателем, что, по мнению Косинского, само по себе отрицает наличие в его произведениях повода для религиозной розни; то же касается и "Православной газеты" как духовного, а не светского издания. (Уголовное дело в марте 2002 г. было закрыто.)

Непоследовательная позиция руководства РПЦ (причины которой мы здесь не будем обсуждать) позволяет клирикам сотрудничать с агрессивно националистическими группировками. Фактов таких множество. РНЕ, крупнейшая националистическая организация, лишь условно православная, на деле активно сотрудничает во многих регионах с клиром РПЦ. Свидетельств прямого одобрения такого сотрудничества со стороны епископата нет, но известны факты явного, пусть и эпизодического, покровительства. Достаточно упомянуть, что 10 января 2001 г. на вечере, посвященном 10-летию "Русского вестника", одной из самых влиятельных национал-радикальных газет, было зачитано приветственное письмо патриарха: "В течение десяти лет газете "Русский вестник", вопреки многим трудностям, удавалось с бесстрашием и ревностью отстаивать традиционные ценности нашего народа, защищать его святыни от поругания, давать нравственную оценку происходящему в обществе".

Но важнее любых контактов с внецерковными националистами то, что активно действуют националисты внутрицерковные - политизированные православные братства и другие группы. Они отнюдь не поддерживаются священноначалием, но "исключить" из Церкви за политические взгляды нельзя, и националистические братства продолжают активно действовать. Более того, они являются неотъемлемой частью "православной общественности", так что православно-националистические активисты присутствуют практически в любом православно-политическом собрании. Это относится и к вышеупомянутому Всемирному русскому народному собору (ВРНС). По поводу последнего, шестого, Собора, прошедшего 13-14 декабря 2001 г., глава отдела внешних церковных связей (ОВЦС) митрополит Кирилл (Гундяев) говорил, что на нем радикалов не было, хотя на деле их просто было меньше, чем обычно (не было В. Осипова, но были В. Клыков, М. Любомудров, игумен Кирилл (Сахаров), и им меньше давали слово. Важно отметить, что ВРНС - не рядовое событие; он всегда освещается СМИ как место, где заявляется социально-политическая позиция Церкви и где фиксируются ее отношения с властью и политиками. На VI ВРНС впервые выступал президент РФ.

И самое существенное - национализм или антизападничество для политизированных православных братств и подобных организаций есть лишь производная от их общей мировоззренческой установки, которую правильнее всего было бы назвать "русским православным фундаментализмом". Это мировоззрение, основанное на крайне мифологизированных представлениях о дореволюционной православной монархии, очень широко распространено в Церкви. Не пытаясь анализировать это явление в рамках доклада, отметим только, что "русские православные фундаменталисты" выступают за восстановление самодержавия, ограничений для евреев и вообще для иноверцев, имперского принципа построения государства, государственного статуса РПЦ, за полный отказ от концепций демократии и прав человека (в частности, свободы совести), противостояние любым формам влияния Запада внутри страны и борьбу с ним за ее пределами, жесткий патернализм государства во всех областях, принудительное утверждение "православных ценностей" в быту, культуре и даже экономике.

Эти настроения распространены столь широко, что Патриархия может выступать только против самых крайних их проявлений. Умеренные фундаменталистские круги уже сосуществуют с Патриархией более или менее мирно. Более того, фундаментализм в РПЦ с начала1990-х гг. и до сих пор находится на подъеме, и нет никаких оснований полагать, что этот подъем в ближайшие годы остановится.

Именно фундаментализм, а не национализм как таковой, является основным антимодернистским, ксенофобным феноменом, продуцируемым Церковью в целом. И руководство Патриархии, вынужденно, надо полагать, покрывает фундаменталистов, не отмежевывается от них - и тем самым, в глазах общества, их легитимизирует и поддерживает. Благодаря такой политике руководства РПЦ, да и некоторых других лидирующих религиозных организаций, действия немногочисленных радикалов объективно подкрепляются их авторитетом.


"Традиционные религии" против "нетрадиционных"

Как уже говорилось, мы не склонны ставить в вину религиозным деятелям неприятие других религий. Но необходимо отметить, что по отношению друг к другу руководство лидирующих религиозных организаций не позволяет себе ни малейших выпадов, а одни только призывы к миру и межрелигиозному диалогу. Заметным исключением являются отношения между организациями в одной конфессии: две конкурирующие иудейские организации и особенно два лидирующих муфтия не стесняются в выражениях по отношению к противнику. Легко предположить, что миролюбие "лидирующих" основано на неоднократно продекларированном отказе от взаимного прозелитизма, то есть от "конкуренции" за паству. Достигается это за счет того, что религиозные лидеры постоянно увязывают религию с этническим происхождением, что, кстати, является косвенным проявлением националистического мышления (мышления не столько в терминах отношений индивидов, сколько в терминах отношений этнических групп), от которого все, кроме иудеев, формально открещиваются.

Соответственно, отношение к иным религиозным организациям, не проводящим такой увязки и, следовательно, не уклоняющимся от "конкуренции", совершенно иное. [На практике, конечно, есть переходы из православия в ислам, из буддизма в иудаизм и т. д., но расширение паствы за счет "соседей" не является практической целью ни одной из этой четверки религий (а для иудеев и теоретически такая задача не стоит). Позиция протестантов, особенно нео-протестантов, в этом отношении более гибкая. А новые религиозные движения готовы активно бороться за привлечение "чужих" адептов. Но прозелитизм никак не может быть поставлен в вину религиозной организации: религия предполагает проповедь, а верующие - не имущество своих пастырей.] Их обвиняют в том, что они переманивают людей из "традиционной" веры в "нетрадиционную", что уже само по себе является формой ксенофобии: это утверждение неполноценности другой религии не по собственно религиозным причинам, что приемлемо, а по каким-то иным: срока существования, численности адептов, "вклада в культуру" и т. п. Понятно, что новые религиозные движения (НРД - устоявшееся уже понятие в религиоведении ) часто вызывают недоумение или моральный протест граждан поведением своих лидеров и адептов, но это не может являться правомерным основанием для проявления враждебности по отношению к ним: ведь речь идет об их религиозном выборе.

Дело усугубляется тем, что никакого списка "нетрадиционных религий" не существует, соответственно, обвинения носят, как правило, безадресный характер и воспринимаются расширительно. Для сужения круга постоянно используются термины "тоталитарная секта", "деструктивный культ", "псевдорелигиозная структура" и т. п. Ни один из них не имеет хоть сколько-нибудь ясного и общепринятого значения; также не существует общепринятого списка таких "сект" и "культов". Таким образом, сужения не получается, и никакой четкой границы между запрещенной и прибегавшей к реальному терроризму "Аум Синрике" и, например, вполне уже "традиционными" баптистами не образуется.

Наиболее часто используемый реестр "тоталитарных сект" - изданный миссионерским отделом Московской патриархии, возглавляемым архиепископом Белгородским и Старооскольским Иоанном (Поповым), справочник "Новые религиозные организации России деструктивного и оккультного характера" - неоднократно подвергался серьезной критике за тенденциозность и искажения фактов. Сам же арх. Иоанн 26 января 2000 г. на заседании секции "Мир религиозного сектантства. Опыт преодоления проблемы" VIII Международных рождественских образовательных чтений заявил, что секты являются угрозой национальной безопасности России и главное, что мы должны сегодня сделать, - это внести в Уголовный кодекс "статью за ритуальное убийство". Резкие выступления иерархов РПЦ против "тоталитарных сект" можно было бы цитировать бесконечно.

Так же считают и все без исключения лидирующие религиозные организации. Например, 20 сентября 2001 г. члены Межрелигиозного совета России выразили недовольство тем, что экспертный совет при Министерстве юстиции "не выполняет свою основную функцию - ограждение страны и ее населения от влияния сект, которые регистрируются Министерством юстиции с одобрения этого органа", то есть прямо призвали к дискриминации по религиозному признаку.

Особую неприязнь при этом вызывают иностранные миссионеры. Против них во многих регионах страны принимались местные дискриминационные законы, и когда федеральная власть занялась исправлением этого явного нарушения, РПЦ воспротивилась. Например, митрополит Ювеналий (Поярков) 30 мая 2001 г. на заседании Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ заявил заместителю министра юстиции Е. Сидоренко: "Раз местные законы были приняты, значит, они были приняты не случайно, нужно понять причины их появления", и предложил пригласить представителей субъектов Федерации, чтобы они объяснили, как же они будут "жить дальше без этих законов".

Из основных религиозных лидеров наиболее резко осуждает иностранных миссионеров муфтий Т. Таджуддин. Вот лишь одно из его высказываний:

"Если мы сегодня закроем глаза на распространение в РФ зарубежных христианских структур, завтра Россию заполонят новообразования, связанные с зарубежным исламом. Я уже не говорю о хлынувших на нас из-за границы экзотических миссионерах деструктивных культов, которых власти до последнего времени бездумно привечали. В места традиционного проживания христиан или мусульман вдруг приходит непонятного происхождения деятель-сектант, оккультист. Он активно проповедует. Станет издавать газеты, дарить сувениры, раздавать гуманитарную помощь. Он купит телевизионное время, за полгода на лужайке возведет трехэтажный особняк, а последователи традиционных конфессий не всегда сейчас могут заплатить за свет и отопление. Неужели вы думаете, что при виде этого исконное население должно молчать? Ошибаетесь" .

Резкие высказывания Т. Таджуддина легко находят понимание: мусульманские иностранные миссионеры нередко принадлежат к фундаменталистским кругам, замешанным и в политическом экстремизме (в т. ч. в чеченском сепаратизме), и, соответственно, вызывают более обоснованные опасения со стороны государства.

Впрочем, подобные эмоции вызывают не только новые религиозные движения. Традиционно негативно воспринимаются в Русской православной церкви католики. Конечно, по отношению к ним руководство РПЦ не позволяет себе таких высказываний, как по отношению к НРД, но в острых ситуациях нейтральный тон выдержать не удается. Решение Папы Римского о преобразовании с 11 февраля 2002 г. временных административных структур Римско-католической церкви в России в обычные епархии вызвало бурю протестов в РПЦ. Оставляя в стороне суть канонического спора о епархиях, отметим, что РПЦ имела полное право критиковать действия Папы (как любое общественное объединение вправе критиковать любое другое), но не удержалось от явно ксенофобных пассажей. Патриарх Алексий II заявил: "Мы рассматриваем это как вторжение на Русь". Причем патриарх сказал это не про учреждение епархий, а по поводу телемоста Папы и московских католиков, назначенного на 2 марта 2002 г., и счел нужным добавить, что 2 марта - день памяти патриарха Ермогена, "который в смутное время противостоял тем же попыткам - внедриться на русскую землю Римско-католической церкви".

Пафос борьбы с "нетрадиционными религиями" иногда доходит и до прямых призывов к насилию. При этом мы говорим не о поведении рядовых священнослужителей. Протоиерей Д. Смирнов, исполняющий обязанности председателя отдела Патриархии по связям с Вооруженными силами и правоохранительными учреждениями, проректор Свято-Тихоновского богословского института (и один из ведущих идеологов фундаментализма), в интервью радио "Радонеж" 17 сентября 2001 г. сказал:

"Ну, что, например, в Москве - недостаточно кирпичей, чтобы все эти секс-шопы разгромить? <...> Так что, если люди взялись бы, какие проблемы? Или, например, секта. Ну, пришло, скажем, восемьсот человек и разогнали секту! Чтобы разогнать толпу в восемьсот человек, сколько нужно милиции? И потом, никакому префекту и никакому градоначальнику не понравится, что народ бунтует. Пришло полторы тысячи человек в кабинет: "А вы очистите от мормонов нашу жизнь! Давайте нам законы, которые нам нужны! Иначе - соберем десять тысяч человек и в Думу никого не пустим! Идите по домам и разрабатывайте проект о том, чтобы изгнать вообще все секты!" <...> Можно действовать по закону, можно - народным способом. Как угодно. Но избави Бог от каких-то убийств, поджогов и т. д. Потому что могут люди пострадать".


Попытки вовлечения государства
в межконфессиональную борьбу

Задача борьбы с "сектами" (термин христианского богословия, совершенно произвольно распространившийся на весьма многообразные религиозные движения и группы) ставится вполне официально. Согласно "Основам социальной концепции", "противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества", должно являться одной из сфер сотрудничества Церкви и государства.

Важным событием в этом отношении стало появление двух альтернативных концепций государственно-религиозных отношений.

5 июня 2001 г. был опубликован и достаточно широко разрекламирован проект концепции государственной политики в религиозной сфере, разработчиками которого выступили Главное управление Министерства юстиции РФ по Москве и Институт государственно-конфессиональных отношений (основные авторы - В. Жбанков и И. Понкин, соответственно). Нашей задачей не является анализ этого документа в целом, но некоторые моменты отметить важно.

Заявленная цель концепции - развить положение действующего закона "О свободе совести и религиозных объединениях" о разделении религий на "традиционные" и прочие, оставшееся в законе на уровне деклараций преамбулы. В концепции предлагается узаконить и регламентировать привилегии "традиционных" религий и практику государственного сотрудничества с ними. На вопрос, какие именно религии будут отнесены к "традиционным", концепция дает принципиально антиправовой, дискриминационный ответ: религиозные объединения должны быть отсортированы по трем критериям - количество адептов, исторический вклад в развитие страны и действия "в качестве созидательной и объединяющей духовной силы российского общества, направленной на поддержание мира и стабильности в Российской Федерации". Понятно, что ни один из этих критериев (в российской действительности - даже численность) не поддается никакой объективной оценке.

Очень важны также мотивировка предлагаемой реформы и ее общая консервативно-ксенофобная направленность. Вот некоторые проблемы, отмечаемые в проекте (в первом его варианте):

- "наличие угроз сохранению и развитию культурной идентичности и духовной самобытности народов России;
- обострение проблем, связанных с проявлениями религиозной вражды и активизацией религиозного экстремизма в обществе;
- иностранная религиозная экспансия в России как элемент внешней политики ряда зарубежных государств".

Эти формулировки, при всей их обтекаемости, в целом напоминают риторику даже не лидеров Церкви, а вождей коммуно-патриотической оппозиции 1990-х гг.

В дальнейшем текст концепции менялся. Кое-что было смягчено, произошла также принципиально важная замена термина "традиционные религии" на "традиционные религиозные организации". Смысл замены в том, что "традиционными организациями" могут быть признаны далеко не все исламские и тем более не все христианские объединения (учитывая широту использования понятия "христианский" для самоидентификации).

Не так важно, какую именно концепцию предложила узкая группа экспертов. Но сразу после опубликования концепции ей была выказана небывало дружная поддержка со стороны лидеров основных "традиционных" религиозных объединений - Московской патриархии, обоих вышеупомянутых муфтиев, иудейских, буддистских и даже части протестантских лидеров.

Через три дня после публикации концепции появился альтернативный проект, подготовленный кафедрой религиоведения Российской академии государственной службы (РАГС), возглавляемой профессором Н. Трофимчуком, членом Совета по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте РФ. Текст РАГС, безусловно, гораздо профессиональнее, не содержит явно пропагандистских конструкций. В этом проекте прямо утверждается, что соблюдение религиозного равноправия важнее вероятной практической полезности преимущественного сотрудничества государства с Русской православной церковью или иными религиозными объединениями.

Следует упомянуть, что Николай Трофимчук сотрудничает с авторами первого проекта: он ведет раздел на их сайте "Государственно-конфессиональные отношения". Там же опубликована его книга "Экспансия", развивающая теорию о геополитической экспансии Запада посредством религиозного миссионерства. Один из основных выводов книги: "В отношениях с Западом Россия должна всячески подчеркивать свою цивилизационную особенность и защищаться с помощью особого рода "социокультурных фильтров", прозрачных для информации, касающейся новых технологий, но не прозрачных или полупрозрачных для информации, способной напрямую воздействовать на систему, основанную на традиционных религиозных ценностях и в целом на всю аксиологическую сферу".

Таким образом, альтернативный проект не является существенно менее ксенофобным, чем первый. Трофимчук и его коллеги также предлагали законодательно закрепить статус "традиционных религий". Разночтения с первым проектом здесь касались только некоторых частностей.

И все же религиозные лидеры дружно предпочли вариант Жбанкова и Понкина. Во-первых, проект РАГС воспринимался многими, в первую очередь в РПЦ, как "атеистический", т. к. в нем подчеркивалось дистанцирование государства от Церкви, четко оговаривались невозможность реституции церковного имущества и внедрения православия (и иных религий) в обязательные образовательные программы. Во-вторых, проект РАГС трактовал о "традиционных религиях", а не "традиционных организациях", что не решало проблем многих таких организаций с "конкурентами" в рамках той же конфессии. (И в-третьих, проект РАГС предлагал восстановить единый координирующий орган по конфессиональной политике, что вызывает опасения в усилении контроля. А крупные религиозные объединения, начиная с РПЦ, предпочитают сами искать контакты с высшими политиками и обходиться без посредников.)

В результате, муфтий Т. Таджуддин торжественно вручил В. Путину 24 сентября 2001 г. именно концепцию Жбанкова и Понкина - вместе с одобрительными отзывами религиозных лидеров.

Но идея принятия поправок в закон 1997 г., предусмотренная данной концепцией, наткнулась на жесткое сопротивление более либерально настроенных чиновников правительства, и руководители Патриархии и ЦДУМ сменили тактику - закон "О свободе совести и религиозных объединениях" теперь предлагается не менять, но зато принять дополнительный закон - прямо о привилегиях "традиционных религиозных организаций".

Именно эта идея и стала центральной на конференции "Государство и религиозные объединения. Концептуальные основы взаимоотношений на примере субъектов РФ Центрального федерального округа", прошедшей 25 января 2002 г. Митрополит Кирилл и особенно муфтий Талгат Таджуддин снова выступали против иностранных проповедников, за особый статус и особую роль в государстве (в первую очередь - в сфере образования) "традиционных религиозных организаций", под которыми уже однозначно понимались РПЦ и какие-то основные организации мусульман, буддистов и иудеев.

Заместитель председателя Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций А. Чуев (политик, традиционно лоббирующий интересы Патриархии, лидер очень маленькой Христианско-демократи-ческой партии России) сообщил о подготовленном им законопроекте о "традиционных религиозных организациях". Чуев выступил против новых ограничений для "нетрадиционных" религий, но за привилегии "традиционных" - на доступ в школы и к социальной работе, за бесплатный доступ к СМИ и т. д., в т. ч. за восстановление именно для них налоговых льгот (утерянных с 1 января 2002 г. по мере введения в действие нового Налогового кодекса): "Мы считаем, что традиционные религиозные организации должны освобождаться от налогов, и не только они сами, но и создаваемые ими учреждения, предприятия и некоммерческие организации". (Такая норма означала бы создание настоящего внутреннего "религиозного офшора".)

Чуев предлагает сложное деление "традиционных" религий на федеральные, региональные и "исторические" (к которым отнес, например, старообрядцев). Отдельно предлагает ввести понятие "представительства иностранной традиционной религиозной организации", чтобы отделить, например, католиков от иностранных "тоталитарных сект".

"В случае признания организации традиционной для всей России необходимо иметь миллион верующих или последователей, не менее 50 лет существования организации, и, самое главное, - необходимо признание, что данная религиозная организация является неотъемлемой частью духовного, исторического и культурного наследия народов России. Что касается, скажем, исторической традиционной организации - там численность не важна; там важен срок существования. Скажем, более 80 лет. В случае организации, традиционной для отдельных народов России, - критерий численности 100 тысяч человек. Для иностранных религиозных организаций, для их представительств предусмотрен статус представительства иностранной традиционной религиозной организации, что должно быть подтверждено письмом из посольства о том, что данная религиозная организация на территории соответствующей страны является традиционной".

Определять статусы должна Федеральная комиссия, первоначально формируемая на паритетных началах президентом, обеими палатами Федерального Собрания и организациями (не уточнено, какими и как) "традиционных религий", уже поименованных в преамбуле в закону 1997 г., причем место дано не всем христианам, а только православным. Комиссия должна была бы, в частности, проверять, правильно ли подсчитано количество адептов, но неизвестно, как это сделать: ведь крупные российские религиозные организации не имеют фиксированного членства. Осознав эту проблему, Чуев вскоре отказался от критерия численности, увеличив "в обмен" временной ценз до 95 лет. Религиозные организации, которые позже получат "традиционный" статус, тоже будут пополнять Комиссию своими делегатами.

1 марта 2002 г. было опубликовано официальное письмо митр. Кирилла Чуеву, в котором председатель ОВЦС поддержал в принципе идею законопроекта, но указал на его недоработанность и предложил создать рабочую группу. К письму прилагалось и заключение экспертов ОВЦС. Их замечания отчасти носили юридическо-технический характер (но были весьма серьезными), отчасти были содержательными:

- проект не прописывает привилегии "традиционных организаций";
- очень нечетко описывает механизм доказывания традиционности;
- почти уравнивает в правах представительства иностранных организаций и "коренные" традиционные организации (здесь Чуев, видимо, ошибся: он имел в виду организации типа католиков или мормонов, но крупные религиозные организации регистрируются как российские; представительства очень редки и носят "технический" характер).

Тем самым ОВЦС признал инициативу Чуева вполне правомерной, но технически плохо реализованной: применение такого закона дало бы РПЦ (и другим "традиционным организациям") недостаточно привилегий. Значит, дальнейшая доработка законопроекта и его пропаганда в Думе и в обществе будет вестись именно в этом направлении (и видимо, кампания эта рассчитана надолго: государство пока не готово принять такой закон).

Стремление РПЦ к получению особого статуса

Противостоянием с "нетрадиционными религиями" дискриминационные проекты Московской патриархии не ограничиваются. Патриархия претендует на особый статус и по сравнению с другими "традиционными религиями". Основывается это заключение на следующем тезисе "Основ социальной концепции": "Когда нация, гражданская или этническая, является полностью или по преимуществу моноконфессиональным православным сообществом, она в некотором смысле может восприниматься как единая община веры - православный народ".

Русский народ РПЦ считает "по преимуществу моноконфессиональным" и в этническом, и даже в гражданском смысле слова "русский" (основываясь на социологических опросах, согласно которым от 50 до 80% опрошенных называют себя православными; правда, в Бога, по тем же опросам, верит менее половины населения, так что речь идет скорее о культурной, а не о религиозной идентификации). Соответственно, возникает вопрос о том, что у "православного народа" должно быть в той или иной степени православное государство.

В самих "Основах..." явно отвергается идея немедленно превратить нынешнее государство в православное. Нет в "Ос-новах..." и программы наделения РПЦ особым статусом в государстве (а статус государственной Церкви прямо отвергается). Но идея "особого статуса" в руководстве РПЦ все-таки присутствует.

В максималистском ключе ее озвучил митрополит Мефодий (Немцов) на конференции "Роль православной церкви в создании и развитии Российского государства", состоявшейся 10-11 декабря 2001 г. (организаторами выступали, кроме РПЦ, администрация президента, Институт российской истории Российской академии наук и другие солидные учреждения). Митрополит рассуждал о том, что российское гражданское общество, в отличие от западного, должно основываться не на индивидуализме, а на нравственном единении, и это требует особой роли Церкви, которую он предложил определить в соответствии с решениями Поместного собора РПЦ 1917-1918 гг. Эти решения тогда существенно отделяли Церковь от государства в сравнении с положением, сложившимся в Российской империи, но для современного общества звучат весьма радикально (цитируем выборочно):

"Православная Российская Церковь, составляя часть единой Вселенской Христовой Церкви, занимает в Российском государстве первенствующее среди других исповеданий публично-правовое положение, подобающее ей как величайшей святыне огромного большинства населения и как великой исторической силе, созидавшей Российское государство.

Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе как по соглашению с церковной властью.

Глава Российского государства, Министр исповеданий и Министр Народного Просвещения и Товарищи их должны быть православными.

Во всех случаях государственной жизни, в которых государство обращается к религии, преимуществом пользуется Православная Церковь.

Учреждаемые Православной Церковью низшие, средние и высшие школы, как богословские, так и общеобразовательные, пользуются в государстве всеми правами правительственных учебных заведений на общем основании".

Это, повторим, программа-максимум, но она верно указывает то направление, в котором призывают двигаться более умеренные патриарх Алексий II или митр. Кирилл, никак, кстати, не прокомментировавшие выступление митр. Мефодия.

Но и сам митр. Мефодий, по своим взглядам находящийся где-то между митр. Кириллом и лидером "респектабельного фундаментализма" архимандритом Тихоном (Шевкуновым), все более заметен в церковно-государственных отношениях. В ноябре 2000 г. именно митр. Мефодий председательствовал на заседании "круглого стола" по проблемам церковно-государственных отношений, который администрация Президента проводила в "Президент-отеле" с привлечением широкого круга представителей РПЦ. А в марте 2001 г. он был введен в Совет по взаимодействию с религиозными объединениями при президенте.

В начале 2002 г. определились два направления "наступления" патриархии на принципы религиозного равноправия и отделения Церкви от государства - это средства массовой информации и школа.

В последний год деятели Церкви все активнее выступают против различных проявлений безнравственности в печати и особенно на телевидении, что само по себе естественно. Но если раньше позитивные предложения сводились к призывам к государству принять меры, то теперь появились новые (точнее - актуализировались старые) идеи. Во-первых, на вышеупомянутой конференции 25 января 2002 г. много говорилось о создании наблюдательных советов на телевидении, причем именно с привлечением людей Церкви. Во-вторых, новый председатель издательского совета Патриархии протоиерей В. Силовьев предложил создать в рамках РПЦ медиахолдинг, включающий радио, телевизионные СМИ и ряд печатных изданий. Разумеется, речь идет пока всего лишь о некой реорганизации в Издательском отделе, но задача-максимум обрисована достаточно радикально: поскольку в России 70% населения православные, то они должны иметь 70% эфирного времени на телевидении. Прот. Владимир заявил: "Мы должны ставить перед депутатами задачу, чтобы они обещали, что наших детей будут учить закону Божию, а с экранов телевизоров уберут все, что нам не нравится".

Кстати, на конференции 25 января идею наблюдательных советов активно поддержал и Т. Таджуддин.

27 января, на открытии X Международных Рождественских чтений выступал патриарх Алексий II. Среди прочего он сказал:

"Думается, что пора распространить опыт преподавания "Основ православной культуры" на все государственные школы России. Законодательство нашей страны позволяет вводить данный предмет в рамках национально-регионального компонента основной образовательной программы или в рамках ее школьного компонента.

И не нужно бояться того, что среди учеников могут оказаться дети мусульман, иудеев, буддистов. Ведь достижения русской православной культуры суть неотъемлемая часть мировой духовной сокровищницы, а тем более нашего образа мысли и жизни, веками объединяющего народ" .

Отметим, что до этих пор лидеры Патриархии говорили исключительно о факультативном обучении православию (что и предусмотрено законодательством). И сейчас речь не идет о введении "Закона Божия", но о некоем паллиативе, который, видимо, считается приемлемым для общества и государства.

Видимо, такое смелое предложение стало возможно только после того, как благополучно для Церкви завершилась годичная дискуссия о внедрении теологии в государственные вузы. 28 января Министерством образования РФ был утвержден образовательный стандарт по специальности "Теология". Отметим, что когда на втором этапе обучения выбираются дисциплины специализации, то выбор ограничен четырьмя вариантами: христианская, исламская, иудейская и буддистская теология. Здесь, кажется, впервые на нормативном уровне появляется четверка "традиционных религий" из преамбулы закона 1997 г.

Новый образовательный стандарт не является заметно ксенофобным, хотя неизвестно, какие возникнут проблемы с его применением. В частности, как будут развиваться специализации внутри христианской теологии (например, будут ли учтены позиции старообрядцев, протестантов, католиков).


Внутриконфессиональная ксенофобия

Как уже говорилось, введение понятия "традиционная организация", в отличие от "традиционной религии", требуется в первую очередь для борьбы с другими организациями в своей же конфессии. Но подходит этот метод только для тех, кто может доказывать государству и обществу свою большую традиционность. Московская патриархия использовала этот аргумент против отколовшейся от нее Российской православной автономной церкви (неканонической с точки зрения церковной, но вполне равноправной с точки зрения гражданской) или против Русской православной зарубежной церкви (чьи приходы "традиционны" вне границ бывшего СССР и "нетрадиционны" внутри таковых).

Активнее всех использует этот прием глава ЦДУМ Т. Таджуддин, обвиняющий муфтия Р. Гайнутдина и его сторонников в "ваххабизме": таким образом он сознательно апеллирует к неправильному общеупотребительному значению этого слова как синонима исламского экстремизма. С другой стороны, глава ЦДУМ сознательно смешивает сторонников Совета муфтиев с реальными ваххабитскими проповедниками (преимущественно из арабских стран). В сентябре 2000 г. Т. Таджуддин напугал общественность информацией, что "экстремальное религиозное течение проникло и в Москву", одна мечеть уже захвачена и, "несмотря на наши протесты, они уже получили официальное разрешение на владение этой мечетью". Речь шла о мартовском захвате сторонниками Гайнутдина мечети на ул. Землячки.

Особая ситуация сложилась в Дагестане, где ваххабизм реально распространен и противостоит господствующему там суфийскому направлению в исламе (вплоть до вооруженных столкновений, апогей которых пришелся на 1999 г.). Суфийские шейхи реально контролируют Духовное управление мусульман Дагестана (ДУМД) и пользуются значительным влиянием на политиков. В результате в Дагестане фактически была введена религиозная цензура: в марте 2000 г. при ДУМД был создан экспертный совет, который рассматривает всю издающуюся в республике или поступающую в нее исламскую литературу, а также аудио- и видеоматериалы религиозного характера. При этом продукция, поступившая в продажу помимо экспертного совета, должна изыматься и уничтожаться. (Аналогичный совет создан в марте 2002 г. на Урале, но без цензурных функций. И такая ситуация уже вполне нормальна.)

Затем парламент Дагестана принял региональный закон о запрете ваххабизма и внес в Государственную Думу аналогичный, очень неудачный даже технически законопроект. По этому поводу муфтий Р. Гайнутдин выразил справедливое негодование: нельзя запрещать целое течение в исламе. Но предложенная муфтием альтернатива - запретить "экстремистов" - звучит не лучше: "Те люди, которые от имени ислама занимаются преступной деятельностью, наносят вред нашей религии. Исходя из этого, мы постарались разработать критерии, которые могли бы отделить экстремистов от людей истинно верующих. Основных признаков экстремизма три. Я могу их перечислить. Это отрицание основополагающих традиций ислама, учение о собственной исключительности, вплоть до наделения себя правом объявлять немусульманами традиционных верующих, и наделение себя правом ущемлять права других людей. Думаю, такие критерии обязательно нужно учесть, рассматривая вопросы ваххабитов".

Разумеется, не только православные и мусульмане обращаются к государству с призывами ограничить своих "конкурентов". Вот фрагмент из интервью главы Центрального духовного управления буддистов в РФ хамбо-ламы Д. Аюшеева :

"Закон (о свободе совести. - Сост.) даже ограничивает нас. Если для новых религиозных организаций он создает свободу, то для нас он дает определенные ограничения.

- О каких ограничениях вы говорите?

- Дело в пастве. По этому закону создаются новые буддийские организации, которые в народе называют "красношапочниками" (религиоведы их называют так же, и это не новое течение в буддизме. - Сост.). Они занимаются активной пропагандой и тем самым отбирают у нас паству. Идет процесс ограничения нашего влияния на верующих. То есть закон больше потворствует новым религиям, чем старым.

- Какие изменения могут быть внесены в этот закон?

- Изменения должны быть следующего порядка: в основе закона должны быть традиция народа и традиционная религия этого народа. Закон должен служить большей гармонизации религии со своими прихожанами. Он должен работать для народа, для сохранения народа. В этом направлении можно работать".

В этом фрагменте интервью хорошо видно не только стремление ограничить "конкурентов", но и подчеркнутая идентификация религии с этничностью.

И наконец, ксенофобия такого рода может использоваться как инструмент в нечистой борьбе. Так, в 2001 г. пятидесятнический епископ Самарского региона В. Ляшевский направил в органы внутренних дел Самары, областную прокуратуру, УФСБ письма с требованием запретить проведение религиозной конференции своих противников среди пятидесятников. В частности, он писал: "Считаю, что группы "Новый Иерусалим" и "Открытое небо" экстремистски настроены и под видом христианских мероприятий собираются проводить политическое шоу. В их рекламе говорится, что на конференцию приезжает политик Юрий Карманович из Минска. Кто это такой, неизвестно, но боюсь, что под видом подобных миссионеров могут приезжать шпионы и разного рода люди, ничего общего не имеющие с христианством. Считаю все это заказом Запада, направленным на разрушение остаточных духовных ценностей российского народа". А прокурору Самарской области В. Ляшевский направил письмо, в котором содержится множество претензий к лидеру пятидесятников епископу С. Ряховскому, в т. ч. обвинения в масонстве, ереси и разжигании межрелигиозной розни.


Антизападная ксенофобия,
антисионизм и антиглобализм

Последний пример религиозной ксенофобии - не единственный из уже приводившихся, где звучит тема противостояния с Западом. И это неудивительно: многие религиозные лидеры в России, отнюдь не только националистического толка, воспринимают свое противостояние с другими религиозными объединениями как часть общероссийского противостояния с постоянно враждебным Западом. Вот образец высказывания митр. Кирилла, фактически второго человека в РПЦ, олицетворяющего либерально-консервативное крыло: "Мы считаем, что путем ужесточения религиозного законодательства борьба с сектантством бесперспективна... Потому что в случае с сектантством речь идет не просто о свободе выбора - речь о попытках известных сил духовно разделить наше общество, к существующим на сегодня национальным, имущественным, политическим разделениям добавить еще и религиозные".

Если учесть, что подавляющее большинство тех, кого сейчас называют в России "сектантами", принадлежит к религиозным объединениям, десять или сто лет назад принесенным в Россию извне, понятно, что "известные силы" тоже находятся где-то за границей. А если добавить, что "секты" западного происхождения явно преобладают в России над "сектами" происхождения восточного, можно также сказать, что антисектантская риторика носит антизападный характер.

У фундаменталистских активистов в РПЦ и их покровителей в епископате легко найти гораздо более резкие высказывания. Но показательна именно позиция весьма умеренного митр. Кирилла.

А вот позиция патриарха, высказанная на епархиальном собрании 15 декабря 2000 г.:

"Мы должны осознать, что против нашего народа ведется хорошо спланированная бескровная война, имеющая целью его уничтожить. В западных странах работает мощная индустрия растления, в невероятных количествах поставляющая в Россию порнографические издания, пособия по программам так называемого полового воспитания, которые рекламируют разврат во всех его видах, явочным порядком легализуют жизнь по образу Содома и Гоморры. В России сегодня создан огромный рынок алкоголя, наркотиков, порнографии, контрацептивов, обогащающий зарубежные фирмы и мафии, деятельность которых вызвала небывалый демографический кризис в нашей стране и невиданными темпами приводит к вырождению и вымиранию нашего народа" .

Аналогичны высказывания мусульманских лидеров. 12 сентября 2001 г., на следующий день после террористических актов в США, Т. Таджуддин счел нужным заявить: "У США та же проблема, что была у фараона, - кичливость и гордыня, желание стать хозяином мира, в то время как на это место может претендовать только Всевышний Творец".

Наиболее резкие высказывание позволяет себе заместитель Р. Гайнутдина по Совету муфтиев муфтий Н. Аширов (но не сам Гайнутдин). В ответ на начало военных действий в Афганистане Н. Аширов заявил, что эта акция дает право каждому мусульманину на ответные действия, правда, оговорившись, что его Духовное управление к актам насилия призывать не будет. А после погрома на рынке в Царицыно в г. Москве 30 октября 2001 г. сказал, что взгляды скинхедов ему импонируют, только объект атак им надо сменить - бить надо не мусульман, а людей с Запада.

Говоря о мусульманских лидерах, нельзя не отметить их антисионизма, столь воинствующего (в отличие, например, от проарафатовских деклараций патриархии), что он уже может быть охарактеризован как форма антисемитизма. Так, сразу после трагедии 11 сентября муфтий Н. Аширов и В.-А. Ни-язов, лидер небольшой Евразийской партии, политик, близкий к Р. Гайнутдину, провели пресс-конференцию и комментировали события следующим образом: "Мы знаем, какая страна имеет разветвленную сеть спецслужб. Это сионистские спецслужбы. У бен Ладена нет таких возможностей. Это сделали не арабы и не мусульмане, а те, кто располагает возможностями и кому это выгодно".

Антизападные настроения в последние годы приобрели в России новую (заимствованную с Запада) форму - антиглобализма. Руководители РПЦ предлагают государству и обществу свою стратегическую концепцию в отношении глобализации, а точнее - отношений России с внешним миром, в первую очередь - с Западом. Речь идет о концепции, постоянно развиваемой митр. Кириллом, разделяемой патриархом и включенной в "Основы социальной концепции РПЦ" на Архиерейском соборе 2000 г. Чтобы не цитировать целый ряд статей и документов Собора, ограничимся кратким резюме.

Церковь осуждает либеральное (западное) мировоззрение как безрелигиозное и индивидуалистическое, но допускает его право на существование в современном падшем мире. Церковь настаивает на том, что "традиционные" мировоззрения - исламское, православное и другие - имеют не меньшее право на существование. Мировой порядок должен в равной мере ориентироваться на все эти мировоззрения. Процесс смешения цивилизаций оценивается скорее негативно, ему противопоставляется сохранение религиозной, национальной, цивилизационной идентичности.

Церковь утверждает, что российский народ должен в этой системе определяться не как западный, а как православный. Это означает не категорический отказ от либерализма, а требование смещения баланса в пользу традиционных ценностей и общественных механизмов в смысле дореволюционной традиции.

Митр. Кирилл всегда использует дипломатичные формулировки, но воспринимает ситуацию как критическую и требующую срочных действий: "Ныне совершающийся в мировом масштабе процесс утверждения либеральных ценностей как якобы венчающих многовековую историю развития человеческой цивилизации представляет собой сегодня даже большую опасность, чем некогда коммунистический атеизм".

Таким образом, РПЦ предлагает России политику, которую можно назвать цивилизационным изоляционизмом (стоит сравнить с пассажами описанных выше концепций государственно-религиозных отношений) и в которой нельзя не увидеть оборонительную форму ксенофобии.

Радикальный антиглобализм, если он респектабельно подан, церковью тоже не отвергается. Санкт-Петербургская духовная академия, возглавляемая епископом Константином (Горяновым), провела 3-4 мая 2001 г. вместе с двумя светскими институтами конференцию "Духовные и социальные проблемы глобализации". Конференция приняла итоговый документ, из которого достаточно привести лишь краткую цитату:

"Идеология глобализации противостоит христианскому мировоззрению и несовместима с ним; она внедряется и пропагандируется в светском обществе и Церкви усилиями мировой элиты и выражает ее интересы. Глобализация становится воплощением утопической идеи мондиализма о создании на Земле унитарного наднационального жестко контролируемого сообщества...
<...> Русская Православная Церковь и государство стали главным препятствием на пути устремлений к мировому господству..."

В этом тексте легко найти параллели с философией и пропагандой национал-радикалов, но в целом мы видим лишь более определенно и решительно переформулированные положения "Основ социальной концепции". Неудивительно, что никаких, во всяком случае публичных, нареканий со стороны синода не последовало.

Таким образом, фундаменталистский антиглобализм, пусть и не в крайних его формах, фактически легитимизирован в РПЦ. А вместе с ним легитимизирована и свободно пропагандируется от имени Церкви - антизападная ксенофобия.


Глава дана в редакции составителей книги.
Полная (со сносками) версия может быть загружена в формате Word, файл упакован WinZip.