Н. Митрохин: «В России изучение ислама развито гораздо лучше, чем изучение православия»

Кандидат исторических наук, автор книги «Русская православная церковь: современное состояние и актуальные проблемы» (М., 2004) Николай Митрохин прокомментировал для Центра «Сова» назначение специалиста по исламу на должность заведующего кафедрой теологии Уральского государственного горного университета.

 

Ситуация в сфере изучения религии, а теология тоже относится к этой сфере, в России сложилась таким образом, что де-факто Русская православная церковь никому не интересна. Изучать ее опасно, поскольку всегда можно столкнуться с негативной реакцией церковных властей или государственных чиновников. «Фанатов» РПЦ, которые ученым языком излагают то, что хотело бы читать священноначалие, тоже относительно немного и, как показывает уже довольно большой опыт, уровень их академической подготовки крайне низкий. Это прекрасно понимает начальство университетов и научных центров – и имеющее гуманитарное образование, и не имеющее его.

Другой крупной темой при изучении религии могла бы стать деятельность протестантских организаций. Но большинство исследователей боится ею заниматься, поскольку любое изучение протестантских организаций навлекает подозрение и на того, кто этим занимается. Любой исследователь протестантизма, понимая, что протестанты в России успешны, активны и численность их растет, де-факто вынужден превращаться в защитника протестантских организаций от несправедливых нападок. Это требует внутренних сил, которых у среднего исследователя, как правило, нет.

Поэтому самой востребованной областью в деле исследования религии в России оказалось изучение ислама. На исламские исследования всегда находятся деньги, поскольку ислам у значительной части российского общества ассоциируется с террористической и сепаратистской опасностью. По этой причине внутри корпорации исследователей даже сложился круг тех, кто тесно связан со спецслужбами, консультирует их по вопросам ислама и пишет экспертизы (что, разумеется, не означает, что все исламоведы сотрудничают со спецслужбами). Естественно, что подобные исследования зачастую получают государственную поддержку: государству надо уметь отличать «хороших» мусульман от «плохих», а без помощи экспертов, умеющих читать по-арабски и разбирающихся в сложных взаимоотношениях между муфтиятами, сделать это невозможно.

В итоге, последние 10-15 лет мы наблюдаем расцвет исламоведения: появилось значимое количество качественных научных работ и серьезных исследователей. Фактически сейчас в России изучение ислама развито гораздо лучше, чем изучение православия. К тому же, как можно заключить из бесед с региональными религиоведами и организаторами религиоведческих семинаров, тема ислама вызывает наибольший интерес и у публики.

Таким образом, когда возникает вопрос, кто должен возглавить исследовательские структуры по изучению религии, руководство университета может неожиданно обнаружить, что специалисты по исламу оказались гораздо сильнее конкурентов или, как минимум, не уступают им.

Когда-то церковь потрудилась, чтобы открыть эту и еще полтора-два десятка теологических кафедр и отделений в университетах. Университетскому начальству, согласившемуся на создание такой кафедры, пришлось назначать туда преподавательский состав, в том числе специалистов по теологии других религий, пытаться рационализировать деятельности кафедры, чтобы она не занималась голой религиозной пропагандой, а представляла бы собой что-то, хоть как-то связанное с наукой. И вот теперь митрополит, несколько лет возглавлявший кафедру, наигрался в эту игрушку, понял, что у него нет времени всерьез этим заниматься: у него под началом 200 приходов, собор, где он должен служить, семинария, ректором которой он является. Тем более, «игрушка» должного эффекта все равно не приносит, потому что академическое сообщество купирует все прямые попытки религиозной пропаганды. Вполне логично, что администрация университета замещает митрополита наиболее эффективным сотрудником этой же кафедры: это естественно, разумно и выглядит сенсационно только на первый взгляд.