Кафедры и отделения теологии начали открываться в российских вузах с середины 90-х. Первопроходцем был Омский государственный университет, где отделение теологии появилось в 1994 году. Главным борцом за идею выступил созданный в 1992 году Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (ПСТГУ, тогда еще Православный Свято-Тихоновский богословский институт, ПСТБИ), одно из первых в постсоветской России учебных заведений, где богословское образование могли получать все желающие, а не только те, кто готовился к священническому сану. Институт основали ученики и последователи известного московского священника Всеволода Шпиллера, эмигранта, вернувшегося в Россию в 1950 году и ставшего настоятелем Николо-Кузнецкого храма, где со временем сложилась большая община, в основном интеллигентская по составу.
В системе государственного образования на тот момент не существовало почти никаких нормативов, которые бы давали возможность оценивать религиозные знания, лицензировать подобные учебные заведения и выдавать студентам дипломы государственного образца. Правда, в 1993 г. Министерство образования по собственной инициативе внесло направление «теология» в новый классификатор государственных образовательных направлений и специальностей. Как следствие был принят образовательный стандарт для подготовки бакалавров теологии. Поскольку это было сделано без участия религиозных организаций, стандарт носил религиоведческий характер. По сути это и была попытка заложить основы обновленного религиоведческого знания с использованием западной методологии.
Русской православной церкви эта попытка пришлась как нельзя более кстати. Она открывала дорогу для институализации светского теологического образования. Со светской теологией в церкви связывали не только надежды на качественный скачок в развитии богословского знания — на тот момент это вообще были прекраснодушные мечты, поскольку богословская школа как таковая в России отсутствовала. Однако на волне тогдашних демократических преобразований идея создать независимую площадку для свободного перетекания мысли между церковными и светскими научными кругами казалась весьма заманчивой. Задачи, впрочем, ставились куда шире. Как и «Основы православной культуры» в школах, теология в вузах должна была послужить делу духовного просвещения и миссии.
«Для того чтобы наши отечественные науки история, философия, искусствоведение и многие другие гуманитарные дисциплины стали бы нормальными (уже не говорю о религиоведении, которое во многом до сих пор не освободилось от наследия научного атеизма), им необходимо вернуть христианскую составляющую, которая из гуманитарной науки не может быть изъята безболезненно, без последствий. Это приводит к уродству. Наука после этого становится неполноценной. Это вивисекция науки», — вот как говорит об этом в одном из своих последних интервью ректор ПСТГУ протоиерей Владимир Воробьев. То есть задумывалась эдакая прививка православия буквально ко всему, и для этого, конечно, требовался максимально широкий охват учебных заведений.
В середине и конце 90-х, когда еще был сильна инерция «религиозного возрождения», это оказалось делом несложным. Теологические кафедры стремительно множились. Эстафету Омского университета подхватил Алтайский, в 1997 году к ним присоединился Тверской, в 1999-м — Дальневосточный. Где-то требовалось «прикрыть» бывших преподавателей «научного атеизма», где-то кафедра возникала по инициативе ректора учебного заведения либо человека, готового эту кафедру возглавить. Так ситуацию описывают многие участники процесса. К февралю 2007 года, когда в Туле состоялся круглый стол «Роль теологического образования и науки в развитии российского гражданского общества», в вузах, по подсчетам Совета по теологии УМО, созданного в 2000 году на базе исторического факультета МГУ и все того же ПСТГУ, было уже 36 теологических отделений (из них 21 отделение в государственных вузах). Московская патриархия по мере сил подстегивала этот процесс, поскольку для выстраивания всей цепочки светского теологического образования — бакалавриат, магистратура, аспирантура — необходимо было создать видимость востребованности теологического знания.
До поры до времени возможности влияния церкви на властные элиты были весьма ограничены, и Министерство образования, как могло, сопротивлялось дальнейшей разработке теологических стандартов. Первое письмо в Комитет по науке РФ с просьбой разработать стандарт по специальности «теология» (ведь на стадии бакалавриата образование не завершено) патриарх Алексий II совместно с некоторыми членами РАН и ректором МГУ написал в 1994 году. Положительного решения не последовало, отказ был мотивирован наличием в Конституции нормы о светскости государства. Существенно продвинуться удалось при министре Владимире Филиппове (1998-2004), особенно когда президентом стал Владимир Путин. Очень быстро были разработаны и утверждены все необходимые стандарты: обновленный стандарт по направлению «Теология», в большей степени, чем первый, соответствующий изучению религии «изнутри» (2000 г.), стандарты бакалавра и магистра теологии (2001 г.) и специальности «Теология» (2002 г.). «Теологический стандарт» 1993 года был внеконфессиональным (что само по себе нонсенс, теология не может быть внеконфессиональной), новый задумывался как поликонфессиональный — он имеет общую для всех религий часть (для тех, понятное дело, что в России принято именовать «традиционными», остальные в расчет не принимались) и часть конфессиональную, свою для каждой религии. (Из «традиционных» пока кроме православных стандартом сумели воспользоваться лишь мусульмане, которые принимали участие в разработке его исламской версии и сейчас готовят по нему теологов, в частности, в Российском исламском университете.)
Чтобы ускорить решение вопроса, в 1999 году патриарх с академиками написали в Комитет по науке очередное обращение, кроме того, началась целенаправленная работа с понятием «светскости»: церковные спикеры со всех возможных трибун пытались растолковать обществу и администрации «адекватное», по словам прот. Владимира Воробьева, его содержание. Соответствующие аргументы содержались и в обращении:
«Само по себе декларирование «светского» характера образования, также, как и декрет об отделении школы от Церкви, по существу, означает лишь то, что государственная школа не находится ни в административной, ни в финансовой зависимости от какой-либо церковной организации и не ставит своей задачей подготовку клириков. «Светский» не означает «атеистический», ведь основная масса христиан живет «светской» жизнью, является тружениками со светскими специальностями, а конфессиональные, например, православные гимназии, дают государственные аттестаты зрелости, готовят вполне светских выпускников». (Православная культура: нормативно-правовые акты, документы, обоснование введения курса в учебную программу образовательных учреждений. – М., 2004. – С.114)
На разные лады повторялась мысль, что, согласно Конституции РФ, никакая идеология не может господствовать в государстве в качестве обязательной, в том числе и атеистическая.
На самом деле у патриархии был серьезный козырь: да, церковь по Конституции отделена от государства, но разве это значит, что люди, пожелавшие получить религиозное образование, должны быть поражены в правах? Разве справедливо лишать их возможности найти в обществе применение своим силам? Существующее положение дел — наследие атеистического советского режима, когда государство не признавало дипломов духовных школ и академий и закончивший церковный вуз человек не мог устроиться на работу вне церкви. Меж тем во всех цивилизованных странах духовное образование котируется наравне с любым другим и никаких проблем с трудоустройством нет.
Весомым был и тот аргумент, что теология в вузе — это не ОПК в школе: абитуриенты поступают на теологические отделения абсолютно добровольно, никто их туда не тянет. На самом деле это не всегда соответствовало действительности. В Омском университете, например, поначалу применяли такую практику: сдал экзамены на «отлично» — имеешь право выбирать факультет, но чем ниже твои баллы, тем больше шансов, что тебя «распределят» по остаточному принципу, в том числе на теологию. Не хочешь оставаться на теологии — уходи, никто тебя не держит.
Главной проблемой теологических отделений была и остается проблема кадров (до сих пор кадров не хватает не только в светских учебных заведениях, но и в семинариях). Даже на круглом столе в Туле, в 2007 году, многие жаловались, что нет специалистов по догматическому, литургическому, сравнительному богословию, преподавателей латыни и греческого (древнегреческий и латынь, кстати, до сих пор преподают не во всех семинариях — это к вопросу об уровне образования в духовных школах, вроде бы призванных ковать богословские кадры). Что же говорить о начале 2000-х! Выходили из положения кто как мог. Многие просили помощи у местных епархий, в вузы тогда хлынуло немало священников. В Дальневосточном университете первые три-четыре года существования отделения вахтовым методом работали преподаватели Свято-Тихоновского института. Но поскольку это было весьма накладно для университета, как только появились первые выпускники, их тут же стали привлекать к преподаванию (особенно людей с отделения, где получают второе высшее образование).
Из светских теологов в церкви предполагали ковать не только преподавательские, но и священнические кадры. «Поднять образовательный уровень в периферийных семинариях практически невозможно без активной помощи и сотрудничества светских университетов. Кроме того, теологическое образование, безусловно, укажет и откроет дорогу к пастырскому, священническому служению немалому числу студентов-теологов. Следовательно, семинарии получат новых качественных абитуриентов, ищущих пастырской подготовки, и одновременно новый импульс для достижения хорошего образовательного уровня», — делился своими чаяниями Владимир Воробьев с газетой «Церковный вестник».
В Омске эти чаяния уже оправдываются: в местном епархиальном училище преподают выпускники факультета теологии Омского университета, планируется, что кафедра теологии станет научно-методической базой для будущей Омской семинарии.
Так что правы те, кто обвиняет Московскую патриархию в желании залезть в государственную кубышку и готовить для себя специалистов за государственный счет. Денег налогоплательщиков «на теологию» уже потрачено немало. Министерством образования разработана и утверждена программа «Эксперт в области теологии», которая предназначена для переподготовки преподавателей философии, истории, филологии, культурологии и др. и дает возможность РПЦ в рамках системы дополнительного образования бесплатно готовить специалистов-теологов в государственных и негосударственных учебных заведениях. Существенных затрат требует и обустройство все новых и новых кафедр теологии — на сегодняшний день лицензию на подготовку теологов получили уже 37 государственных и 10 негосударственных образовательных учреждений. В 2012 году Министерство образования выделило под теологов 186 бюджетных мест.
Самое обидное, что деньги эти расходуются неразумно. Взять хотя бы историю с открытием кафедры теологии в МИФИ. Мало того, что здесь нарушены все имеющиеся на этот счет российские законы — ведь совершенно очевидно, что никто не будет поступать на кафедру теологии в МИФИ и писать там диплом, да такая возможность и не предусмотрена. Стало быть, студентам, которые обязаны набрать какое-то количество общегуманитарных курсов, будут всеми правдами и неправдами «предлагать» «Историю христианской мысли», которую на первых лекциях читал возглавивший кафедру митрополит Иларион, председатель Отдела внешних церковных связей Московского патриархата и ректор Общецерковной аспирантуры, а теперь читают самые разные люди. В начале 2013 учебного года на собрании старост было объявлено, что с каждого курса нужно собрать по 20 человек, которые захотят добровольно посещать «Историю христианской мысли», за это им были обещаны некие бонусы. Но на первые лекции митрополита Илариона студентов откровенно сгоняли.
В качестве курсов по выбору в 2013 году будущим физикам читали «Историю искусств», «Язык как феномен культуры» — обычные гуманитарные дисциплины. Почему для их преподавания нужно открывать в вузе кафедру теологии — непонятно. Не лучше ли было бы потратить эти деньги на поддержку духовного образования?
Есть подозрение, что в большой степени казус с МИФИ — громкая пиар-акция (шума она действительно наделала немало: 90 членов-корреспондентов и академиков РАН написали письмо протеста, из института ушел физик Антон Буслов, тоже в знак протеста против появления в вузе «религиозного подразделения»). Не очень-то идут абитуриенты на «чистую» теологию. А теперь с этим строго: не набрали студентов — министерство закрывает направление. Да и наладить качественный учебный процесс удается немногим вузовским кафедрам. Поэтому в последнее время есть стремление сосредоточиться на чем-то конкретном (например, в Тверском университете готовят учителей для преподавания «Основ православной культуры»; в Рязанском выбран профиль «История конфессии») или, наоборот, расшириться и переформатироваться: в ОмГУ, скажем, теологический факультет сменил профиль работы — в него влились кафедры философии и социальной работы и он стал называться социально-гуманитарным факультетом. Теперь теологов готовит кафедра теологии и мировых культур. А в Дальневосточном университете теологи изначально сосуществовали с религиоведами.
Часто работать на «светскую теологию» идут люди сомнительных профессиональных достоинств, чего стоит, скажем, заявление преподавателя кафедры теологии Московского государственного лингвистического института Ирины Харук (а в свое время она была завкафедрой!): «Теология должна преподаваться с детского сада (и даже с ясельного возраста), а затем охватывать школу и институт. Без религии не может существовать ни одно государство. Точно так же считают и наши студенты, говоря, что теология — это точка опоры в жизни».
Меж тем цепочка не достроена! Осталась последняя ступень — защита диссертаций. ВАК стойко держится и не соглашается сдать этот последний рубеж — то есть создавать экспертные советы по теологии. В Европе эта проблема решается легко, там общественные защиты, которые проходят непосредственно в университетах. А у нас неповоротливая государственная система, которую требуется изрядно перелопатить, чтобы втиснуть в нее теологические защиты.
Во-первых, среди церковных специалистов не так много докторов наук, чтобы сформировать полноценный экспертный совет. И какой это будет совет — один на все «традиционные» религии или на каждую свой (а ведь и «нетрадиционные» могут захотеть, и было бы странно, если бы не захотели)? С печатными органами православных проблема отчасти решена — «Вестник ПСТГУ» вошел в перечень ВАК, но ничего такого про научные издания других религиозных организаций пока не слышно. Кроме того, в Положении о Высшей аттестационной комиссии записано: «…Контроль за выполнением принимаемых решений осуществляется главным ученым секретарем Высшей аттестационной комиссии. Главным ученым секретарем Высшей аттестационной комиссии является по должности заместитель руководителя Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки». То есть православные готовы отдать нелегкую судьбу теологической науки в руки правительства или хотят, чтобы церковные специалисты вошли в надзорные органы в сфере образования? И в том, и в другом случае это явное нарушение Конституции, чреватое для обеих сторон весьма опасными последствиями, если вдруг баланс сил будет нарушен.
Тем не менее ВАК в октябре 2015 года пошел на серьезную уступку — одобрил паспорт специальности «Теология», то есть задал определенные рамки для защиты диссертаций. При этом экспертные советы по теологии по-прежнему создаваться не будут, так же как и присуждаться степени кандидатов и докторов теологии: соискатели будут защищаться по истории, философии или религиоведению, хотя и по специальности «Теология» (ну, может, в скобочках им напишут «теолог», но это еще не решено).
Представители церкви уже не раз высказывали свое неудовольствие таким положением дел: почему теологи должны корежить свои работы, подгоняя под исторический или любой другой формат? Открытие кафедры теологии в МИФИ, думается, должно было еще раз показать востребованность и важность теологии для общества — уж если сам МИФИ!.. И не исключено, что сработало: паспорт специальности «Теология» ведь одобрили! Что позволило проректору по научной работе ПСТГУ отцу Константину Польскову заявить: «Эта ситуация не очень устраивает РПЦ, но мы считаем ее временным компромиссом, продолжая развивать сотрудничество с ВАК в этом направлении. Сейчас, с опубликованием паспорта на теологию, мы получили возможность формировать диссертационный совет».
Тем временем между религиоведческим сообществом и поборниками светской теологии нарастает напряжение. Не везде ситуация складывается так благополучно, как в Дальневосточном университете, где вопросы религиоведения и теологии удалось четко разграничить и каждое направление развивается автономно. Нередко из церковной среды доносятся гневные филиппики против «вульгарно-атеистического религиоведения», которое якобы процветает на соответствующих кафедрах. Некоторым хотелось бы, чтобы вузовская теология подменила собой науку о религии. Архиереи, периодически получающие наставления от патриарха о необходимости всемерно способствовать распространению светского теологического образования, старательно внедряют в головы чиновников образовательных органов мысль, что теология — это почти то же самое, что религиоведение, только лучше (и очень часто сами, увы, в это верят). Результат: в светских вузах сокращают места на религиоведческих отделениях. Кое-где осталась только магистратура, а бакалавриата уже нет. Так что, не выстроив нормальной системы богословского образования (за что винить можно только церковь), есть все шансы успешно развалить оформившуюся в постсоветские годы научную религиоведческую школу.
