Специально для Центра «Сова» Алексей Муравьев, историк христианства, руководитель ближневосточной секции Школы востоковедения НИУ ВШЭ, прокомментировал идею созыва Всеправославного собора на Крите и предсоборную полемику.
Несмотря на отказ Антиохийского патриархата, а теперь уже и Русской православной церкви вкупе с Болгарской и Грузинской церквами участвовать во Всеправославном соборе на Крите, думаю, что Собор все-таки состоится, поскольку для сообщества Церквей, которое возглавляет Константинополь, невозможно отказаться от него, не потеряв лицо. Точка невозврата пройдена, и сейчас уже очень сложно не взлететь. Если бы Москва выкинула свои красные флажки раньше, то ситуация была бы еще обсуждаемой, а сейчас уже поезд ушел.
В каком-то смысле повторяется игра в санкции и контрсанкции. На Собор отказались приехать те Церкви, которые в той или иной степени зависят от РПЦ или ориентируются на нее: Сербская (она, правда, теперь дала задний ход и собирается быть на Соборе, хотя и с некоторыми условиями), Грузинская, которая вообще заложник ужасной ситуации с Южной Осетией. Особняком стоит Антиохийская, которая сейчас находится в жестком противостоянии с Иерусалимом по поводу Катара. Но кроме этого, она еще очень сильно зависит от ситуации в Сирии и испытывает известные сложности из-за арабско-греческих взаимоотношений. Думаю, что эти Церкви, как и те страны, которые не поддерживают санкции против России в политике и экономике, будут стоять определенным санитарным кордоном, разделяя два лагеря. Не будем забывать, что большая часть паствы Константинополя находится в Соединенных Штатах, Австралии, Канаде, других местах, в то время как паства РПЦ находится в основном в России, немного на Украине и в Белоруссии. Это новая ситуация, для осмысления которой еще нет модели, но рано или поздно такая модель возникнет.
Что вообще собой представляет восточно-христианский мир? Что собой представляет западный христианский мир, мы более-менее себе представляем — это большой католический мир, поменьше протестантский мир. Восточно-христианский мир изначально состоит из нескольких сегментов: так называемый византийско-православный сегмент (это славянские Церкви, греческие), восточно-православный сегмент (это сирийцы, армяне, эфиопы, копты и т.д.) и небольшие восточные церкви, не принадлежащие ни к тем, ни к другим, - «несториане». На протяжении большей части истории весь этот христианский Восток не представлял из себя единства, и это считалось нормальным. Однако с централизацией в XVIII-XIX веках зародилась концепция, которую назвали «вселенским православием». Была сформулирована искусственная идея, что существует некий клуб «правильных Церквей вселенского православия», объединенных единством происхождения, вероучительным единством, единством культурного преемства и договором о взаимопризнании. Особенно эта идея укрепилась после того, как в России прошли грекофильские реформы XVII века и послениконовская Русская церковь распрощалась со своим византийским наследством и вступила в такой «новогреческий кружок». Тогда концепция «вселенского православия» и стала распространяться в форме «кто не с нами, тот против нас». Вне единства оказались те, кого объявляли раскольниками: восточно-православные, греческие старостильники, русские старообрядцы и т.д.
Мы стали очевидцами серьезнейшего кризиса концепции, возникшей в XVIII-XIX веках. Сейчас становится ясно, что она не работает. Все тянут в разные стороны, единства уже не существует. Достаточно сказать, что Москва и Константинополь по-разному выстраивают свои отношения с Западом, в частности с католицизмом. Эти отношения не централизованы, они исходят из принципиально разных предпосылок. Есть и другие отличия. Для России, например, очень важно место Церкви в государстве как опоры, соотношение различных православных традиций внутри России, борьба с «расколами», в частности на Украине. В то время как для греческого православия важно сохранение православия внутри западной традиции, сохранение греческой этничности и баланс между ревнителями, близкими к Афону, с одной стороны и прозападными фанариотами с другой. Это разные истории, у них нет общего знаменателя, так что по большому счету в концепции «вселенского православия» больше нет нужды.
Кроме того, Константинополь исходит из некоей проекции «византийского единства», когда в той или иной степени все ему подчиняются, а Москва исходит совсем из другого: из равноправного положения Церквей и требует переформулировать идею, тогда как Константинополь ни на какие переформулировки согласия вроде бы не давал. И теперь Константинополь намерен Собор все-таки провести и продолжает говорить о необходимости «укреплять православное единство», но у него свое понимание единства, а у Москвы свое — что это культурное единство, а в церковно-политическом смысле все может быть по-разному.
Ну и, конечно, Украина, вопрос об автокефалии УПЦ, в которой объединятся все Церкви тамошней православной традиции. Теперь, если Собор состоится и будут приняты какие-то решения, Москва скажет, что эти решения неправильные, потому что они были приняты «без нас», дальше начнутся поиски компромисса, но я, увы, не вижу большого поля для этого компромисса. В частности, имперское поведение Москвы в определенном смысле развязывает руки Константинополю в отношении признания единой украинской Церкви, которая объединила бы все части украинского православия, лояльные нынешнему киевскому режиму. Политически для этого все основания есть. В перспективе это идея богатая, там может произойти большое объединение. Но РПЦ МП традиционно считает Украину «своей», а некоторые Церкви (УПЦ КП и УАПЦ, например) - и вовсе «расколами». Главный вопрос — что будет с УПЦ МП, которая на грани серьезных дезинтеграционных процессов.
Для самого же православия я не вижу каких-то особенно дурных последствий из-за неполноты Собора. Православие — не католицизм, оно исходно представляет собой достаточно свободный союз, в нем нет папы, сейчас нет даже единой догмы (одни Церкви на новом стиле, другие на старом, одни в экуменическом движении, другие нет), православные Церкви довольно сильно друг от друга отличаются. Этот свободный союз Церквей и общин, которые в любом случае будут находить между собой какие-то точки соприкосновения, уже не представляет из себя «вселенское православие». Я бы даже сказал, что от папистской иллюзии православие возвращается к обычному для себя достаточно свободному восточному состоянию. Мне как историку восточного христианства это видится так: возвращается свободный хор разных традиций и общин. Для православия это нормальное состояние. А состояние западное, когда одна иерархия, одна Церковь и всех пытаются склеить в вертикаль через понятие «папы», «собора», «Рима» и т.д., для восточного православия -культурно-типологически нехарактерная вещь. Это иллюзия, вскормленная византийским папизмом и выпестованная в надежде на «православный Ватикан», которая сейчас, в модернизирующемся и либерализирующемся мире, работать не будет.
