Мы републикуем статью Александра Верховского, вышедшую 30 августа 2023 года в The Moscow Times.
Уголовное преследование за «экстремистские высказывания» в 2022 году усилилось — но насколько значительно? И что это значит для ближайшего будущего?
В 2022 году резко активизировались политические репрессии, это уже давно общее место. Собственно, вне зависимости от политической позиции все могли именно этого и ожидать в ситуации полномасштабного вооруженного конфликта. Даже беглый взгляд на бесконечно пополняемый раздел «Антивоенное дело» на сайте ОВД-Инфо подтверждает, что так оно и есть. И конечно, самое сильное впечатление в прошедшем году произвело невероятное количество административных дел о «дискредитации армии» (ст. 20.3.3 КоАП, чреватая при повторении уже уголовным делом по ст. 280.3 УК), к концу года число дел перевалило за отметку 5,5 тысяч.
В этой статье я сделаю попытку оценить, насколько шире стало в 2022 году именно уголовное преследование и именно за публичные высказывания идеологического или политического характера. Хочу подчеркнуть, что здесь не будет обсуждаться степень правомерности этого преследования, а она варьирует очень сильно — в диапазоне от полностью неправосудных приговоров за невинные высказывания до дел, которые были бы примерно такими же и в некой средней европейской стране, например — за реальное публичное подстрекательство к терроризму. Правомерность дел в середине этого диапазона — отдельная тема.
Также следует иметь в виду, что речь в этой статье идет не о высказываниях того или иного идейного толка, например об антивоенных, речь идет обо всех преследуемых высказываниях.
Для преследования за публичные высказывания в Уголовном кодексе давно есть целый ряд статей и в 2022 году добавились новые (ниже почти все такие статьи будут упомянуты). Для простоты я буду называть все охватываемые этими статьями высказывания «экстремистскими», хотя формально, с точки зрения правоохранительных органов, это неточно.
Почему можно говорить только о приблизительной оценке даже сейчас, в середине следующего года? Вроде полные постатейные данные о вынесенных приговорах за 2022 год уже известны. Но важно понимать, что приговоры по делам о высказываниях выносятся в среднем приблизительно через год после начала уголовного дела, так что данные о приговорах отражают динамику заведения уголовных дел примерно годом ранее. А данные о приговорах за нынешний год, которые позволили бы точнее оценить количество дел, заведенных в году прошлом, будут опубликованы только к концу следующей весны.
Сколько дел об «экстремистских высказываниях» заведено в 2022 году
Если посмотреть на официальные данные (на сайте судебного департамента Верховного суда) о приговорах по статьям о публичных высказываниях за 2019–2022 годы, то есть после частичной декриминализации ст. 282 УК (возбуждение ненависти), мы увидим, что самыми «популярными» статьями с большим отрывом от остальных в эти годы стали ст. 280 (призывы к экстремизму) и ст. 205.2 (призывы к терроризму и оправдание его). Посчитать такие дела вручную не очень реально: слишком о многих из них вообще не становится известно, в том числе центру «Сова». Зато именно по ним есть собранные Генпрокуратурой официальные данные МВД о числе дел, заведенных в прошлом году.
По этим данным, в 2022 году по частям 2 обеих статей, то есть за высказывания, сделанные в СМИ и интернете, прирост числа раскрытых дел (здесь и далее для простоты изложения игнорируется то, что дела бывают групповыми, — и «делом» я называю дело одного обвиняемого) составил 41 % для ст. 205.2 (то есть примерно 110 дел по части 2, и это очень большой прирост, конечно) и 12 % для ст. 280 (то есть примерно 40 дел по части 2). Части 2 в этих статьях применяются гораздо чаще частей 1 (те же призывы, но без интернета или СМИ) по понятным причинам: в интернете и высказываться сподручнее, и находить материал для дела — тоже. Например, в 2022 году в приговорах по ст. 205.2 часть 2 фигурировала в 264 случаях, а часть 1 — только в 54. Для ст. 280 это соотношение было вообще 334 к 22. Насколько в новых делах 2022 года различалась динамика по частям 1 и 2 этих статей, мы не знаем, в прежние годы это бывало по-разному. Вот в вынесенных приговорах 2022 года в обеих статьях прирост к предыдущему году по обеим частям почти совпадал. Но главное, поскольку доля дел по части 1 мала в обеих статьях, разумно будет предположить, что приведенные выше проценты прироста по частям 2 статей приблизительно таковы же и для статей в целом.
К сожалению, в последние годы статистика МВД о зарегистрированных или раскрытых преступлениях по этим статьям, а также о количестве «выявленных лиц» никак не стыкуется с количеством вынесенных приговоров ни в текущем году, ни в следующем, ни при усреднении за несколько лет. И в данных о количестве приговоров мы можем быть гораздо больше уверены, чем в данных МВД о количестве расследуемых дел. Лучше всего стыкуются данные о раскрытых преступлениях текущего года и о приговорах следующего, правда, только за 2020-21 годы, когда общее количество дел после колебаний предыдущих нескольких лет, связанных с реформой антиэкстремистского правоприменения в 2018 году, выросло до масштабов, сравнимых с нынешним. При этом отклонение двух параметров все равно заметно: по части 2 ст. 205.2 прирост по числу раскрытых дел превышал число приговоров следующего года на 10-20 процентных пунктов, а по части 2 ст. 280 прирост мог быть меньше или больше на 20 пунктов.
Если усреднить эти отклонения в темпах роста, получится прирост по 205.2 не 41 %, а 56 %, что совпадет с приростом числа «зарегистрированных преступлений», так что реальный прирост числа дел не мог быть выше. По ст. 280 — не 12 %, а 16 %. Может быть, это завышенные оценки прироста, но более точные вряд ли можно сделать.
Очень важно учесть те совсем не редкие случаи, когда у человека в приговоре есть и ст. 280, и ст. 205.2. Посчитать это по официальной статистике не получится, но можно опереться на данные центра «Сова», которому известна примерно половина выносимых приговоров. Тогда мы увидим, что среди осужденных по ст. 205.2 в 2020–2022 годах 27, 34 и 33 % соответственно имели в приговоре также и ст. 280. Можно предположить, что и среди новых дел 2022 года нашлось около 30 % таких пересечений.
Далее мы по-прежнему будем исходить из того, что количество приговоров за календарный год примерно отражает количество заведенных дел за прошлый год, по крайней мере, таких, где ясен подозреваемый, поскольку год — это примерно и есть средняя продолжительность расследования. Тогда, основываясь на том, что в 2022 году ст. 205.2 фигурировала в приговорах у 318 человек, а ст. 280 — у 356, возьмем проценты прироста выше, вычтем 30 % пересечения из числа дел по ст. 205.2, сложим данные по обеим статьям — и получим оценку в 760 человек, на которых в 2022 году были заведены дела по одной или двум из самых популярных статей УК о высказываниях.
По другим интересующим нас статьям УК новые дела пришлось считать вручную по данным центра «Сова» и ОВД-Инфо. По новым статьям, появившихся в Кодексе в 2022 году, их нашлось 137 по ст. 207.3 УК (о «фейках»), 42 — по ст. 280.3 (повторная «дискредитация армии») и 2 — по ст. 282.4 (повторное демонстрирование запрещенной символики). По старым статьям было заведено 28 дел по ст. 282 (возбуждение ненависти, повторное или с отягчающими обстоятельствами), 44 — по ст. 354.1 («реабилитация нацизма», то есть высказывания в той или иной форме, касающиеся Второй мировой, символов и дат воинской славы, а также ветеранов) и 9 — по частям 1 и 2 ст. 148 («оскорбление религиозных чувств»).
Поскольку информация о наборе статей УК в этих делах у нас была, далее можно было вычесть случаи наличия в деле двух или трех (что бывает редко) статей из интересующего нас набора.
Наконец, по каждой из статей следовало также оценить степень информированности «Совы» о такого рода делах, судя по приговорам прежних лет, и она по статьям не одинакова. Скажем, по ст. 282 это около половины, а по статьям 354.1 и 148 — около 70 %. И к тому, что осталось после вычитания двойных обвинений, надо было применить соответствующие коэффициенты. По новым статьям УК нашу информированность оценить трудно; мы можем только предположить, что ОВД-Инфо и «Сова» знали к середине 2023 года (когда были сделаны эти подсчеты) значительное большинство дел прошлого года. Осторожности ради я не стал применять к новым статьям никакой повышающий коэффициент.
После всех этих операций получилось в сумме около 1020 человек, но это, конечно, — не точная цифра, а оценка. Она могла бы быть повышена, если бы были основания считать, что данные по новым статьям УК существенно недооценены, и понижена, если согласиться, что выбранный выше метод коррекции данных МВД о приросте количества дел слишком его завышает. Сам я склонен предполагать, что оценку вернее было бы несколько понизить, но не сильно.
Сравнение с предыдущими годами
И вот теперь можно задаться вопросом, насколько прирост числа новых уголовных дел за «экстремистские высказывания» в 2022 году отличался от прироста предыдущих лет.
Данные по приговорам известны с 2010 года. По-прежнему полагая, что следствие в среднем длится год, мы, таким образом, видим и динамику количества новых дел. Но надо еще задним числом оценить пересечение разных статей о публичных высказываниях в этих делах, чтобы оценить суммарное количество людей, осужденных за «экстремистские вызывания» (в том числе в сочетании с иными обвинениями). Это можно сделать, опять же, опираясь на данные «Совы», и затем экстраполировать на весь массив приговоров за высказывания по каждому году. Тогда, скажем, в 2022 году выйдет 656 человек, в чьих приговорах были статьи за публичные высказывания, и мы можем считать это число хорошей оценкой количества дел об «экстремистских высказываниях», заведенных в 2021 году.
Если подсчеты выше верны, прирост числа таких дел в 2022 году составил 55 %. И это очень большой прирост. Например, годом ранее прирост был — на 16 %. Но в предшествующие годы бывало очень по-разному. Было очень значительное падение в 2018 году — году частичной декриминализации ст. 282 — на 57 %. Был значительный рост числа таких дел, начавшийся еще в 2011 году — после беспорядков на Манежной площади — и достигший максимального значения в 2014 году — году донбасского конфликта — 52 %. Значительно больше прошлогоднего был прирост числа новых дел по высказываниям только в 2020 году — году конституционной реформы — на 70 % (с примерно 330 до примерно 560, причем основной вклад внесли ст. 280 с приростом на 123 дела и ст. 205.2 с приростом на 67 дел).
То есть можно было бы сказать, что нынешний широкомасштабный вооруженный конфликт отразился на уголовном преследовании за высказывания примерно как вооруженный конфликт 2014 года и заметно меньше, чем политические события 2020 года. Но надо не забывать, что мы все время говорим о приросте, то есть прирост числа новых дел на 55 % (возможно, несколько больше или меньше, в зависимости от того, насколько точны наши предположения) произошел уже на очень «высокой базе», пусть все еще не такой высокой, как перед реформой ст. 282 УК 2018 года.
Особенности 2022 года
Следует отметить еще некоторые обстоятельства, типичные именно для 2022 года.
Во-первых, прирост числа дел, по сделанной выше оценке, на примерно 360 достигнут наполовину за счет дел по «дискредитации» и «фейкам», которых в сумме было заведено не менее 177. Правда, в почти двух десятках из них присутствуют и старые статьи об «экстремистских высказываниях». И дел по ст. 205.2 о призывах к терроризму или оправдании такового стало больше, видимо, примерно на 170 (тоже нередко в сочетании с другими статьями). Старые статьи вообще отнюдь не забыты и фигурируют, как видно по приведенным выше данным, в подавляющем большинстве от общего числа новых дел 2022 года — более 80 %.
Во-вторых, стоит повторить, что уголовные дела — не единственная форма преследования. Уже с 2012 года, и особенно с 2015-го, административное преследование все больше обгоняло уголовное и счет быстро пошел не на сотни, а на тысячи. А 2022 год поставил бесспорный рекорд по ускорению — по «экстремистским» статьям КоАП, включая добавленную в марте «дискредитацию», было наказано почти вдвое больше людей, чем годом ранее, — более десяти с половиной тысяч человек.
В-третьих, стала более явной угроза перерастания административной ответственности в уголовную за повторное правонарушение. Этот механизм появился еще в 2010-е годы, и в сфере преследования за публичные высказывания он до сих пор применялся чаще всего по обвинению в возбуждении ненависти; использовалась пара — ст. 20.3.1 КоАП и ч.1 ст. 282 УК. 2022 год добавил в законодательство еще несколько таких пар, из которых самая значимая — ст. 20.3.3 КоАП и ст. 280.3 УК о «дискредитации». На конец июня ОВД-Инфо знало 102 дела о «повторной дискредитации», и если это соотнести с делами по ст. 20.3.3 КоАП даже только прошлого года, это означает, что доля перерастания административного преследования по «дискредитации» в уголовное сейчас составляет менее 2 %. Много это или мало — каждый решает для себя, но, наверное, и немногие знают этот процент.
В-четвертых, и раньше иногда бывало, что дела заводили на людей, заведомо находящихся вне России, но в прошлом году это стало довольно массовым явлением. Я насчитал 74 таких человека (из них 67 проходят по делам о «фейках»). Конечно, этим людям заведенные дела наносят существенный вред, но все же его трудно сравнивать с тем вредом, который может принести уголовное дело человеку, находящемуся в руках правосудия.
В-пятых, в 2022 году для преследования фактически за публичные высказывания стали чаще применять не предназначенные для этого статьи УК. По крайней мере ч.2 ст. 214 УК об идейно мотивированном вандализме стали чаще применять к случаям с очень незначительным материальным ущербом, когда целью обвиняемого явно было именно сделать некое высказывание, например, написав лозунг на стене. Таковыми были примерно 30 из 46 известных центру «Сова» дел об идейном вандализме. Правда, явление это само по себе не новое: и раньше очень большая часть дел по этой статье была о рисовании свастик и лозунгов в разных местах. Полноценно учесть эти перемены мы не можем: слишком во многих делах фабула неизвестна толком. Впрочем, на общие цифры этот фактор существенного влияния не оказал.
В-шестых, большой прирост числа дел именно по суровой статье о призывах к терроризму (до семи лет лишения свободы) и новой статье о «фейках» (до десяти лет по чаще применяемой части 2 статьи) призван был произвести «охлаждающий эффект» на все группы оппонентов властей. Приговоры за высказывания в 2022 году не были в целом, судя по известным «Сове» делам, более жесткими, чем годом раньше, но ожидания 2022 года оправдались уже в нынешнем году, когда количество людей, реально посаженных только за «экстремистские высказывания» на сроки от шести лет, за полгода вдвое обогнало количество таковых за весь 2022 год.
Почему дел больше «только» на 55 %?
Вопрос этот может показаться странным, но в марте прошлого года очень широкими были ожидания действительно массовых репрессий, чуть ли не «нового 37-го»: военная ситуация ассоциировалась с отказом от самоограничений в репрессивной политике, от привычной уже постепенности в ее развитии. Действительность оказалась не такова.
Мы можем констатировать, что специализированные антиэкстремистские и антитеррористические органы, а всеми такими уголовными делами занимаются почти исключительно они, отреагировали на политическую ситуацию, определенно требующую от них всемерной мобилизации, умножением числа новых дел о публичных высказываниях по меньшей мере в полтора раза. Но правоприменительная практика в этой сфере изменилась не только количественно: были опробованы новые и расширены старые подходы, направленные в первую очередь на превенцию (а можно сказать — на запугивание). То есть мобилизация правоохранительной системы налицо. Но верно и то, что всего двумя годами ранее активизация уголовных преследований за публичные высказывания была решительнее (хотя общественный резонанс от этого был меньше).
Как это можно интерпретировать?
Во-первых, возможно, стоит предположить, что активизация деятельности оценивается силовым и политическим руководством не в процентах, а в абсолютных цифрах, а они довольно впечатляющие. Пик по количеству осужденных «за слова» (будь то мирная политическая критика или призывы к терактам или массовым убийствам, повторюсь, я тут не провожу этого различия) до сих пор приходился на 2017 год. Если взять данные Верховного суда и оценить «пересечение» разных статей УК по данным «Совы», как делалось выше, можно вычислить, у скольких человек в приговорах встречались соответствующие статьи УК. Для 2017 года получится 726 (это не точная цифра, конечно, а оценка). Потом был спад, за ним подъем, и такая же оценка для 2022 года дает уже 656 человек. Если подсчеты выше верны, в 2023 году это будет около 1020 человек.
Во-вторых, весьма вероятна нехватка ресурсов: те же самые органы по всей стране должны были заниматься людьми, которые пытались поджигать военкоматы, совершали иные акты саботажа и т. д., а о расширении штатов в центрах «Э» МВД и в ФСБ мы ничего не слышали. Это заставляло отчасти «пренебрегать» даже Свидетелями Иеговы, преследованию которых раньше не мешали никакие другие репрессивные кампании. Еще более показательно, что в 2022 году и в первой половине нынешнего года было заведено очень мало новых дел по радикальной исламистской партии «Хизб ут-Тахрир», притом, что раньше этих дел всегда было много и в последние годы добрая половина обвиняемых приходилась на Крым, в котором падения активности силовиков трудно было бы сейчас ожидать. Всего дел за участие в этих двух организациях и еще в нескольких мирных, но запрещенных, мусульманских, в 2022 году было заведено примерно на сотню меньше, чем годом ранее.
В-третьих, власти явно делают ставку на административные меры, то ли вынужденно, то ли запланированно. Трудно сказать, насколько эффективным средством оказалось бурное расширение списков иноагентов и «нежелательных организаций», но вот поразительно масштабное применение той же ст. 20.3.3 КоАП эффективно явно было: общий объем протестной активности после весенней и осенней волн прошлого года сократился, что видно хотя бы по размаху применения этой самой статьи — в первой половине 2023 года ее применили «только» полторы тысячи раз. Если работают легкие — для властей, в смысле затрачиваемых ресурсов (действует тут полиция на местах, а не специализированные подразделения), — статьи КоАП, не видно нужды переходить к более затратным уголовным статьям. И действительно, хотя «дискредитацию» усмотреть в чем-то при необходимости очень легко, пока криминализация «повторной дискредитации» составляет, как уже было сказано, менее 2 %.
В-четвертых, правдоподобной кажется гипотеза, которую я бы назвал политическим самоограничением в части использования уголовной репрессии. Маховик такой репрессии очень легко раскрутить, особенно в ситуации вооруженного конфликта, даже не планируя этого, но ведь не раз высказывалось предположение, что российские власти хотят избежать действительно массового террора, который всегда недостаточно управляем, и не стимулируют правоохранительные органы к неограниченному росту числа дел. И предварительные наблюдения за правоприменением нынешнего года скорее подтверждают эту гипотезу: подсчитывать еще рано, но уголовное преследование в его первой половине более или менее стабилизировалось, по крайней мере, по сравнению с бурным ростом прошлого года. Например, «повторная дискредитация» (ст.280.3) и «военные фейки по мотиву политической вражды» (ст.207. ч.2 п.«д»), то есть основные новые обвинения, в совокупности принесли, по данным «Совы», за 9 месяцев 2022 года чуть более 110 дел, а за первые 6 месяцев 2023-го — 62.
Итоги года
Уголовное правоприменение в отношении «экстремистских высказываний» является важной частью репрессивной политики. Преследуются те высказывания, которые рассматриваются как подстрекательские, чреватые реальным покушением на политическую стабильность. Конечно, известные особенности российского законотворчества и правоприменения делают это противодействие «опасному подстрекательству» весьма избыточным (не говоря уж о конституционности), но политическая задача, несомненно, именно такова.
Эта сфера правоприменения всегда определялась двумя основными факторами.
Первый — бюрократический: правоохранительные органы должны постепенно улучшать отчетность.
Второй — политический: сверху мог поступать запрос на эскалацию, торможение или — куда реже — на деэскалацию. Запрос этот всегда исходил из представлений о реальных или, скорее, потенциальных угрозах государственной безопасности (и часто представлялся обычным гражданам нерациональным), будь то активность ультраправых движений или радикальных исламистов, угроза «оранжевой революции» или активизация навальнистов и т. д. Но, что существенно, правоприменение в результате запроса менялось не только по отношению к такой триггерной угрозе, но и по всему фронту.
В 2022 году, думаю, явных предполагаемых угроз было две — дестабилизация режима через антивоенные протесты и широкое распространение милитантных проукраинских действий (акты саботажа, нападения на органы власти, отъезд в Украину с целью участия в военных действиях на ее стороне). За год, думаю, власти решили, что эти угрозы менее опасны, чем казались. И поэтому уголовное преследование за призывы к таким действиям уже не кажется необходимым наращивать (преследование за сами милитантные действия — не предмет данной статьи).
С другой стороны, хотя тут трудно привести точные подсчеты, по наблюдениям центра «Сова», в прошлом году (да и в первой половине этого) все антиэкстремистское (да и антитеррористическое) правоприменение в значительно большей степени, чем бывало раньше, сфокусировались именно на основных угрозах, оставляя другие потенциальные объекты преследований на редко посещаемой периферии.
Иначе говоря, правоохранительная система справилась с поставленной перед ней задачей. Но, если учесть вот эту концентрацию на основных угрозах и обсуждавшиеся выше ресурсные и политические ограничения, можно сказать, что справилась она практически на пределе своих нынешних возможностей или близко к нему.
Вероятно, такие оценки докладывались уже и политическому руководству, а оно ведь должно быть обеспокоено запасом прочности. Если принять оценки во внимание и решить, что пора делать выводы, то сделать можно — разные.
Первый и самый напрашивающийся — можно пойти на существенное расширение штатов соответствующих отделов и управлений во всей правоохранительной системе. Затрудняюсь сказать, насколько это просто сделать. Можно пытаться компенсировать «нехватку» уголовных дел за высказывания строгостью наказаний — это уже делается, но работает ли, неизвестно. Можно снова расширить применение административных мер как превентивных — здесь запас ресурсов точно есть, и этим путем пойти можно. Можно решительнее отказаться от преследования не столь существенных для политической стабильности объектов антиэкстремистского правоприменения в целом. В голову сразу приходят Свидетели Иеговы, но вряд ли они кажутся властям несущественными, коли на это направление столько лет тратится столько ресурсов (и в этом году число этих дел опять подросло). Так что этот метод, если и будет применяться, то очень ограниченно. Можно, наконец, решить, что «публичное подстрекательство» в целом не так опасно, как казалось, и просто преследовать его меньше, повторив в той или иной форме шаги по деэскалации 2018 года и сосредоточив усилия правоохранительной системы на более материальных действиях, которых ведь тоже хватает. Но деэскалацию, неизбежно публичную, непросто было бы сочетать с общим состоянием государственной пропаганды, поэтому вероятность такого решения приходится оценивать как низкую.
